Влюбленные лжецы - Ричард Йейтс Страница 54

К тому моменту, когда Джек встал и отправился в дом за новой порцией спиртного, у него созрела мысль, что Салли лучше жить одной, в нормальной квартире, как и полагается секретарше. Впрочем, они могли бы встречаться в основном здесь, на побережье, да и не пришло еще время волноваться о таких вещах. Теперь ему казалось, что он всегда сам портил себе жизнь, потому что слишком рано начинал беспокоиться.

— Знаешь что, Салли? — начал он, вынося на веранду наполненные до краев холодные бокалы и собираясь сказать: «У тебя очень красивые ноги», — но вместо этого вернулся к прежней теме. — Такое ощущение, что тебе приходится жить в довольно-таки долбанутом семействе.

— Согласна. Один мой знакомый даже назвал его «вырожденческим». Тогда мне показалось, что это слишком сильное слово, но позже я поняла, что он имеет в виду.

Впервые в разговоре с ним она упомянула, что у нее есть и другие знакомые, и, потягивая виски, Джек почувствовал приступ неподвластной разуму ревности. Скольких других мужчин за все эти годы встречала она в офисе Эдгара Тодда и со сколькими отправлялась потом, смеясь, пропустить рюмочку? И при этом, возможно, говорила каждому: «Заедем еще в одно место? Это здесь, в Беверли. Мне надо взять с собой кое-какие вещи, к тому же хочется, чтобы ты посмотрел, где я живу». Хуже того, после судорог и стонов в постели очередного мужчины всю ночь напролет она вполне могла ему сказать под утро, как и Джеку Филдсу, что тот был «великолепен».

Все ли они были писателями? Если да, то как, черт возьми, их звали? Но может быть, среди них затесалось и несколько кинорежиссеров, кинотехников и представителей прочих профессий, готовящих телешоу?

Он растравил себя ужасно, и единственным способом успокоиться было продлить прерванный разговор.

— Знаешь, ты выглядишь намного младше своих тридцати шести, Салли, — сказал он. — Правда, правда, ну если не считать…

— Да, да, если не обращать внимания на волосы. Ненавижу их. Они поседели, когда мне было двадцать четыре, я их раньше красила, но толку от этого мало.

— Нет, они выглядят замечательно. Я вовсе не имел в виду…

Он порывисто склонился над лежащей в шезлонге Салли и рассыпался в извинениях, беспомощно перескакивая с одного неубедительного оправдания на другое. Он сказал, что волосы — первое, что привлекло его в ней, а когда по ее взгляду понял, что она не поверила, тут же попытался придумать что-то еще: ему, мол, всегда казалось, что преждевременно седые волосы делают хорошенькую женщину «интересной» и «таинственной». Его якобы удивляет, почему девушки не красят свои волосы в цвет седины. Услышав это, она расхохоталась.

— Господи, да тебе, похоже, нравится извиняться! Если тебя не остановить, ты будешь продолжать до бесконечности.

— Ладно, — сказал он, — но выслушай еще кое-что. — Он придвинулся к ее шезлонгу, присел на его край и начал массировать ее теплое, твердое бедро. — Должен признаться, у тебя самые красивые ноги, какие я когда-либо видел.

— Ой как приятно! — сказала она, и ее веки слегка опустились. — Просто чудесно. Но знаешь, Джек, мы потеряем весь день, если сейчас же не встанем и не отправимся в дом поиграть.

В понедельник утром, в состоянии нервного возбуждения, с воспаленными от недосыпа глазами, он вез ее в офис Эдгара Тодда, уже начиная опасаться, что такой радости больше не будет. Все следующие ночи и дни покажутся, наверно, блеклыми и пройдут в безуспешных попытках повторить еще раз восторг этой первой встречи. Они обнаружат друг в друге много неприятного, отталкивающего, будут искать и находить мелкие поводы для недовольства, ссориться, да и просто наскучат друг другу.

Он облизал губы.

— Можно, я тебе позвоню?

— В каком смысле — можно? Только попробуй не позвонить, я тебе такое устрою.

Она провела с ним несколько ночей на этой неделе, следующие выходные и потом еще почти целую неделю. Только к концу этого срока ему вновь пришлось посетить дом Джилл Джарвис, да и то лишь потому, что Салли настаивала, чтобы он посмотрел ее апартаменты наверху.

— Дай мне пять минут, чтобы все выглядело прилично, ладно, Джек? — сказала она ему. — Посиди пока в «логове», поговори с Вуди, а я спущусь за тобой, когда буду готова. — И она оставила его обмениваться улыбками с Вуди Старром, который, казалось, тоже нервничал.

— Что ж, Джек, единственная моя претензия к тебе, — начал Вуди, когда они устроились в кожаных креслах вполоборота друг к другу, — в том, что ты слишком уж надолго лишил нас общества Салли. Мы по ней скучаем — это все равно что потерять члена семьи. Почему бы тебе не привозить ее домой почаще?

И, не дожидаясь ответа, торопливо продолжил, словно безостановочное говорение было лучшим средством от застенчивости:

— Нет, серьезно: Салли из числа самых дорогих для меня людей. Я о ней много думаю. Жизнь у нее была нелегкая, но об этом никогда не догадаешься. Это самая тонкая натура из всех, кого я знаю.

— Да, — согласился Джек, неловко ерзая, так что кожа кресла заскрипела под его тяжестью. — Да, она очень мила.

Затем с выходившей на бассейн террасы к ним прибежал Кикер и вступил с Вуди в оживленную дискуссию о сломанном велосипеде.

— Понимаешь, Кик, — сказал Вуди, когда наконец понял, в чем дело, — если проблема в звездочке, придется отдать велосипед в мастерскую. Пусть эти парни займутся им — это будет лучше, чем возиться самим, верно?

— Но ведь мастерская закрыта, Вуди.

— Сегодня она уже закрылась, но мы можем отнести туда велосипед завтра. Зачем спешить?

— Ну, просто я хотел съездить к пожарной станции. Там собираются ребята из нашей школы.

— Не вопрос — я тебя туда подвезу.

Мальчик, казалось, размышлял несколько мгновений, уставившись на ковер, а потом сказал:

— Ладно, Вуди. Я могу поехать туда и завтра, и в другое время.

— Готов? — позвала Салли, появившись в дверях. — Если вы, сэр, последуете сейчас за мной наверх, я покажу вам мои профессионально декорированные апартаменты.

Она провела его через главную гостиную — там он успел разглядеть только бескрайние вощеные полы, среди которых высились кремовые холмы мебельной обивки, парившие в розовом вечернем свете из высоких окон, — вверх по изящной лестнице, затем по коридору второго этажа мимо трех или четырех закрытых дверей, открыла последнюю и, кружась, словно балерина, впорхнула внутрь и остановилась, приглашая его войти.

Комната действительно была размером в три обычные, с непривычно высоким потолком и стенами, выкрашенными в бледно-голубой цвет, который декоратор-профессионал, по-видимому, счел «правильным» для Салли. Однако большую часть стен занимало стекло: с одной стороны — огромные зеркала в позолоченных рамах, с двух других — доходящие до пола двустворчатые окна с тяжелыми шторами, готовыми в любую минуту выскользнуть и промчаться вдоль оконных стекол. Две двуспальные кровати Джек счел явным перебором даже по меркам профессионального декоратора. Вокруг широко раскинувшегося белоснежного ковра на разнообразных тумбочках и столиках стояли большие фаянсовые лампы с матерчатыми абажурами высотой в три-четыре фута. В дальнем углу комнаты стоял очень низкий круглый столик, покрытый черным лаком, с украшенной цветочным орнаментом центральной частью; вокруг него на полу на равном расстоянии друг от друга лежали подушки: казалось, все было готово к обеду в японском стиле. В другом углу, у входа, на керамической стойке для зонтиков красовался букет из гигантских павлиньих перьев.