Хорошая работа - Дэвид Лодж Страница 53

— Ерунда! — взорвался Уилкокс. — Я ненавижу жизнь за городом и свежий воздух. Я боюсь идти в поле — там коровы.

— Тогда вас, вероятно, привлекает одиночество рекламного ковбоя. Уверенный в себе, независимый, настоящий мачо.

— Первый раз в жизни разговариваю с человеком, у которого шарики так прочно заскочили за ролики, — сказал Вик Уилкокс. Для него это было почти ругательство.

— Шарики… Какой интересный образ… — задумчиво произнесла Робин.

— О нет! Только не это! — простонал Уилкокс.

— Когда вы одобрительно говорите, что у кого-то в голове «есть шарики», это метонимия. А вот «шарики за ролики» — это разновидность метафоры. Иными словами, метонимия здесь используется для придания положительного оттенка значения, а метафора — уничижительного.

— Послушайте, я больше не могу, — взмолился Вик. — Не возражаете, если я закурю? Самую обыкновенную, бессмысленную сигарету?

— Только если включите мне «Радио-Три», — смилостивилась Робин.

В «Принглс» они вернулись поздно вечером. Посреди стоянки одна-одинешенька стояла машина Робин. Уилкокс остановил свой автомобиль рядом с ней.

— Спасибо, — сказала Робин.

Она попыталась открыть дверь, но замки были заблокированы. Уилкокс нажал на кнопку.

— Ненавижу эту штуковину, — фыркнула Робин. — Мечта насильника.

— Мозги у вас давно уже изнасилованы, — ответил Уилкокс и добавил, глядя в сторону: — Приезжайте в воскресенье к нам на ленч.

Предложение было столь неожиданным и было сделано столь небрежно, что Робин даже засомневалась, правильно ли она расслышала. Но следующие слова Уилкокса подтвердили, что со слухом у нее все в порядке.

— Ничего особенного, — сказал он. — Будет только моя семья.

Робин чуть не спросила, зачем собственно, но это прозвучало бы чересчур грубо. Она была вынуждена пожертвовать одним днем в неделю ради того, чтобы стать тенью Уилкокса, но вовсе не собиралась посвящать ему часть драгоценных выходных. Да и Чарльз будет не в восторге.

— К сожалению, на эти выходные ко мне должен приехать один человек, — ответила она.

— Тогда через воскресенье.

— Он приезжает почти каждые выходные.

В первый момент Уилкокс явно огорчился, но после минутных раздумий предложил:

— Приезжайте вместе.

Робин ничего не оставалось, кроме как сказать:

— Хорошо. Большое спасибо.

Вик направился к административному зданию. Внутренняя деревянная дверь была заперта, стеклянная дверь-вертушка — тоже. Лишь одна тусклая лампочка сигнализации освещала вестибюль, и выглядел он еще более убогим, чем обычно. Все сотрудники, включая Ширли, уже ушли домой. Дирекция, по-видимому, тоже.

Вик любил находиться здесь в одиночестве. Лучшего времени для работы не придумаешь. Но в этот вечер настроение было нерабочим. Вик прошел к себе, нигде не включив ни одной лампы, при тусклом свете, пробивавшемся со стоянки сквозь жалюзи. Он повесил пиджак на спинку крутящегося стула, но вместо того, чтобы сесть за стол, пристроился в кресле.

Разумеется, у такой привлекательной и современной молодой женщины, как Робин Пенроуз, не могло не быть мужчины или любовника. Это естественно. Почему же это его так удивило? Почему он так… расстроился, когда она упомянула мужчину, приезжающего к ней на выходные? Вик и не думал считать ее девственницей, боже упаси! Она ведь даже не краснеет, говоря о пенисах и влагалищах. Она и не лесбиянка, хоть и с короткой стрижкой. Но есть в ней нечто такое, что отличает ее от других знакомых ему женщин — от Марджори, Сандры, от Ширли с ее Трейси. Ну, во-первых, одежда. В то время как все они одеваются (или в случае с Трейси — раздеваются) так, словно хотят сказать «Посмотри на меня, заинтересуйся мной, захоти меня и женись на мне», Робин Пенроуз выбирает одежду из соображений практичности и удобства. Стильно — да, но без намека на кокетство. Она никогда не теребит юбку, не поправляет волосы и не бросает украдкой взгляды на свое отражение в какой-нибудь зеркальной поверхности. Мужчинам она смотрит прямо в глаза, и Вику это нравится. Она уверена в себе, порой даже самонадеянна, но самовлюбленной ее не назовешь. Робин Пенроуз — самая независимая женщина, которую Вик когда-либо встречал, и поэтому он решил, что она свободна… Ему в голову вдруг пришло очень забавное слово — целомудренная.

Вику вспомнилось живописное полотно, которое он видел на школьной экскурсии в Раммиджской картинной галерее. Было это тридцать с лишним лет назад, но картина врезалась в память, и он снова подумал о ней, когда на днях спорил с Ширли об обнаженной натуре. В лесном пруду купаются греческая богиня и несколько нимф, а на заднем плане какой-то паренек подглядывает за ними из-за кустика. Богиня только что заметила парня и смотрит на него очень откровенным взглядом. И кажется, будто ее взгляд сошел с картины, чтобы усмирить даже школьников, всегда готовых похихикать и попихать друг друга локтем при виде обнаженного женского тела. Картина почему-то ассоциировалась у Вика со словом «целомудрие», а теперь еще и с Робин Пенроуз. Он представил себе Робин в позе той самой богини — высокую, белокожую, негодующую, мечущую стрелы в незваного гостя. На картине не было места ни для любовника, ни для мужа — богине не нужен мужчина-защитник. Именно такой рисовалась ему Робин Пенроуз, и до сих пор она не сказала ничего, что развеяло бы это представление. Потому и было так обидно.

Обидно? Да разве у него есть право или повод обижаться на наличие у Робин Пенроуз личной жизни? Не твое дело, злобно одернул самого себя Вик. Твое дело — работать. Он стукнул себя кулаком по лбу, чтобы вбить в свою голову трезвые мысли или выбить из нее глупости. Что это он делает, исполнительный директор компании с дефицитом на этот месяц в тридцать тысяч фунтов? Почему он сидит впотьмах и грезит греческими богинями? Он должен сидеть за столом, работать над планом компьютеризации производства и закупок.

И все-таки Вик остался сидеть в кресле, думая о Робин Пенроуз и о том, что пригласил ее в следующее воскресенье на ленч. Произошло это совершенно неожиданно и удивило самого Вика не меньше, чем Робин. И вот теперь он жалел о своем приглашении. Нужно было быстренько закрыть тему, как только она упомянула о любовнике. Какого черта он настаивал? Зачем пригласил этого мужика, видеть которого у него нет ни малейшего желания? Ведь как пить дать, еще один заумный, но лишенный привлекательности Робин Пенроуз в качестве компенсации. Это будет не ленч, а стихийное бедствие. Мысль эта пронзила Вика, как острый кинжал. Теперь каждое утро вплоть до воскресенья она будет первой приходить ему в голову. Ситуацию усугубит Марджори: каждый раз, когда они кого-нибудь приглашают к себе, она заранее впадает в истерику. На нервной почве переберет шерри и спалит обед или разобьет тарелки. А если представить себе их беседу с Робин Пенроуз… Нет, лучше не надо. Слишком страшно. Какие темы они будут обсуждать? Семиотический аспект мебельной обивки? Метафору и метонимию рисунка на обоях? Мистер Уилкокс-старший тем временем будет развлекать друга Робин ценами образца 1948 года, а дети — как всегда ухмыляться или хандрить. Жуткая картина настолько потрясла Вика, что он всерьез подумал позвонить Робин Пенроуз и отменить приглашение. Изобрести причину легко — скажем, он забыл, что следующее воскресенье у него уже занято. Но это будет только отсрочка. Он настаивал на приглашении и теперь должен это пережить. И чем раньше, тем лучше. Возможно, Робин Пенроуз сейчас чувствует то же самое.