Большая нефть - Елена Толстая Страница 52

— Стоп, — следователь сразу же перестал писать и поднял ладонь. — Кто это «мы»?

— Ну, я и моя невеста — Варвара Царева, — объяснил Степан. — Мы гуляли, а к нам пристали местные молодые люди. Шпана, в общем.

— И сколько их было? Шпаны? — уточнил следователь.

Странно — он ничего не записывал.

— Шесть или семь человек, не помню сейчас, — ответил Степан.

— Значит, вы не можете точно указать, сколько человек на вас, по вашим словам, напало? — наседал следователь.

Впервые в ясный ум Степана закралось подозрение, что следователь, возможно, вовсе не на его стороне. Он пожал плечами:

— Что означает «по вашим словам»? Все так и было, как я говорю!

— А у меня имеется информация, что это вы спровоцировали данную драку, — настаивал Харитонов.

— Вы это серьезно? — изумился Степан. Мир не переставал открывать перед ним все новые и новые грани.

Однако Харитонов и не думал улыбаться. Он имел в виду ровно то, что сказал. Драку спровоцировал потерпевший. Сам виноват.

— Я более чем серьезен, — заверил Харитонов Степана. — У меня есть показания шести свидетелей о том, что именно вы были зачинщиком. Хамили! Высмеивали местных жителей! Похвалялись московскими знакомствами! Что, не было такого?

Он прищурился. У Степана упало сердце, и стало ему вдруг тоскливо и скучно. Ничего доказать не удастся. Этот Харитонов — он же сам из местных. Здесь все друг с другом повязаны, не родством, так кумовством. Надо просто радоваться тому, что жив остался и сравнительно здоров, а если начать искать правду — так не будешь ни здоров, ни жив.

— Понятно, — буркнул Степан. И замолчал. Ему казалось, что разговор окончен, но следователь еще не уходил — все ждал чего-то. Какой-то последней точки.

Степан посмотрел на него и встретил очень пристальный, пронизывающий взгляд маленьких, темно-серых глазок Харитонова.

— Ну так что, гражданин Самарин, — медленно, упирая на каждое слово, осведомился следователь, — будем мы с вами возбуждать уголовное дело?

— Нет, — покачал головой Степан.

— Разумно, — одобрил следователь. Вот теперь он встал. Кивнул Степану. И доброжелательно, почти дружески прибавил: — Яблочки-то ешьте. Помогают при выздоровлении. Витамин!

Он вышел и захлопнул за собой дверь. Степан посидел немного на кровати в неподвижности, приходя в себя. Потом встал, приблизился к окну, взялся руками за подоконник. Зима постепенно переставала лютовать, уже ощущалось дыхание весны. Перелом зимним холодам произошел, хотя до лета еще ждать и ждать. Ладно, подождем. Вся жизнь впереди.

На дорожке перед больницей Степан увидел следователя Харитонова. Поморщился. Ну до чего же неприятный тип! Харитонов шагал широко, уверенно, портфель покачивался у него в руке. От стены отделился какой-то человек и, приплясывая, задом наперед побежал перед Харитоновым. Казалось, будто он исполняет странный, нелепый танец, в котором было все: и заискиванье перед более сильным, и радость, и как будто немножко виноватости.

Самарин вдруг узнал одного из тех, кто нападал на него в котельной. Точно. Вот сейчас он повернулся, как бы почуяв на себе взгляд, и посмотрел в сторону больничного окна. Точно, этот был там, в котельной. Бил лежачего, бил ногами. Чего же это он перед Харитоновым-то выплясывает? А Харитонов его остановил, руку ему на плечо положил успокаивающе. Да, не будет здесь никакой правды — все куплено.

Если бы Степан слышал разговор между следователем и хулиганом, то огорчился бы еще больше.

— Ну что? Что этот-то говорит? — спрашивал молодой бандит.

— Не будет уголовного дела, — коротко бросил ему Харитонов. — Разумный парень. Без слов понял.

— Ой, спасибо, спасибо, папа! — обрадовался парень.

Харитонов взял его за плечо.

— Чтоб несколько дней из дома — ни ногой! И не болтай языком. Тебе ясно?

— Да я не болтал, он же сам начал, папа, он сам!.. — Парень зачем-то понес всю ту белиберду, которую Харитонов уже записал в протокол.

— Ладно, — сказал Харитонов. — Все. Дело закрыто.

Степан еще раз почесал щеку. Он верил в конечное торжество добра. Конечно, Харитонов может сейчас радоваться, а эти шавки — праздновать победу, но рано или поздно все изменится. Для того и совершилась полвека назад Октябрьская революция, чтобы люди жили счастливо и по справедливости. Доберутся и до Харитонова. А бороться с Молохом прямо сейчас и в одиночку, со сломанными ребрами — это Степану не под силу. Придется набираться терпения и ждать.

— Молодой человек! — услышал он за спиной голос врача. — Ну что это такое, а? Выздоравливающие — просто как дети. Хуже, хуже детей! Ребенка можно хотя бы запугать, а со взрослыми что мне делать? Вы нарушаете постельный режим. Хотите поскорее поправиться? Хотите! Ну так извольте лечь и вставать только по нужде. А будете безобразничать — прикажу сестре дежурить и подавать вам «утку».

Степан в ужасе сморщился.

— Простите, доктор! Больше не повторится. Понимаете, показалось, будто кто-то стучит ко мне в окно.

— Охотно верю, — кивнул врач, сурово надзирая за тем, как Степан возвращается в постель. — Особенно учитывая, что ваша палата на втором этаже. Наличие снежного человека гигантского роста — уже доказанный факт, и один из них как раз живет в Междуреченске.

* * *

Сельский магазин открывался после двух часов дня, когда начинался обеденный перерыв у работающих. С утра, если приезжала машина, шла разгрузка товара, а если машина не приезжала, то продавщица, заведующая и грузчик отдыхали со спокойной совестью.

Макар Дорошин привез новый красивый плакат: «Берегите хлеб», которым продавщица украсила торговый зал. Пыльная «Книга жалоб и предложений» свисала на серой нитке, туда никто никогда ничего не записывал.

Библиотекарша Маша покупала в магазине хлеб, капусту и молоко в бутылке. Зарплата у библиотекарши скудная, да и выбор продуктов, прямо скажем, невеликий. Но это не мешало Маше расцветать и хорошеть. Драма с разводом осталась в далеком-далеком прошлом. Маша с головой ушла в работу. Ну и был, конечно, человек, при виде которого Машино сердце потихоньку оттаивало. Внимательный, интеллигентный. И надо же такому случиться, чтобы как раз он и вошел в магазин одновременно с Машей.

— Здравствуйте, Андрей Иванович.

Векавищев поневоле широко улыбнулся. Ну как не улыбнешься при виде такой красавицы! Да ладно, красивая — это полдела, а ведь Маша была еще такая милая. Ресницы темные, глаза светлые. И улыбка у нее такая девичья.

Векавищев нравился Маше. Очень нравился. Ей казалось — с таким человеком можно ничего не бояться. Ни холодов зимних с бурями, ни голода, если случится, ни войны, если, не дай бог, грянет, — ничего. Он всегда будет добрым, внимательным. Он всегда будет теплым.