Запоздалая оттепель - Эльмира Нетесова Страница 52

Бабка вскоре простилась со своими. Пока Кузьма сходил на завтрак и вернулся, в комнате, кроме старушки, не было никого.

— Есть хотите?

— Нет, — ответила тихо.

— Как зовут вас? Меня — Кузьмой.

— А я — баба Надя. Так все кличут…

— Ничего, баб Надя, все образуется. У нас не худо. Никто не жалится. Иные, когда их домой забирают, даже не хотят вертаться. Люди тут сердечные, хорошие. Не без тепла, — успокаивал женщину и сам себе дивился. Ведь вот впервые увидел. А потянуло к ней, как к давно знакомой и родной. Ему показалось, что именно ее он знает лучше самого себя. И сразу пришлась она ему по душе. От нее пахнуло добрым теплом. Кузьма вскоре сам принес ей завтрак, уговорил поесть, напоил чаем.

— Добрый ты человек. Оттого Господь тебя видит. И берегет, — сказала баба Надя. Кузьма с сомнением покачал головой и спросил:

— Дочка у вас одна?

— Не-ет, мил человек! Трое их у меня. Два сына и дочка. Семья большая. Грех жаловаться. Бог детьми не обошел.

— Трое? — застряло в горле недосказанное ругательство.

— А что с них спросишь? Старший — пьет. С семьей не ладит. С работы его погнали. Средняя — Лилька — в церковном хоре поет. И младшенький — вовсе несчастный. Глупый с родов. Так уж Бог определил. Дал свою судьбу каждому.

— А старик имеется?

— Нет его давно. Младшему пять годов было, когда мой на мине подорвался.

— На какой?

— Да вишь ты, немец, когда отступал от нас, пакостей наделал. Минами поля обложил. А мужик мой в колхозе трактористом работал. Сколько годов прошло с войны… В других местах подрывались люди. Мово до поры судьба берегла. Он это поле много весен пахал и сеял. А тут картоху посадили. Детвору по осени пригнали на уборку. Мой картоху в хранилище возил. А тут подъехал, глядь — ребятня в кучу сбилась, в земле ковыряются скопом. Подошел, а там мина, агромадная, он еле успел цыкнуть на детвору, отогнать от беды. Сам даже лечь не успел, как она рванула. Его в куски порвало. Трое ребят оглохли. Еще двоих осколками задело. Каб не отогнал, никого в живых бы не осталось. Он же хотел вывернуть ее из земли, убрать с поля от беды. Едва тронул, она и рванула. Так-то и остались мы без хозяина. Сами бедовали, — рассказывала женщина без слез, без жалоб, тихо.

— Пенсию хоть получали за него?

— Да что ты, Кузьма! О том я не знала. Едино, когда пошла в собес, меня и спросили: «Его посылали мину выковырнуть?» Я ответила, что нет. Да и кто на поле успел бы одуматься? Учительница, что с детьми была в тот день, со страху, как увидела мину, так и обоссалась. «Почему он саперов не вызвал?» А откуда им взяться на поле? Да и не видели мы их никогда. Кто они? У нас ведь как? Про мину узнавали, когда уж разминировалась она, сгубив кого-то. Да и кому мы нужны? Кто придет? Сами обходились. Детей вот берегли, как могли. Вот мне и сказали, что только пьяный может так поступить. Грамотный человек не стал бы мину голыми руками брать. А как будто рукавицы уберегли б его от погибели. Плюнула я на собесников и боле к им не кланялась. Сама детей растила. В свои две руки. И Господь подмог. Каб не то, не одюжила… — Помолчала старушка и достала из кармана кофты потрепанную колоду карт.

— Вы гадаете? — усмехнулся Кузьма.

— А ты не смейся! Я этим и сама, и детей кормила. Еще в войну. А и после нее этим подрабатывала, — призналась бабка.

Кузьма глянул мимоходом, как та раскладывает карты. То улыбается, то хмурится, то смеется тихо.

— Во! К Лильке моей опять гости придут. Ее бабы. Какого-то человека предложат в знакомство. Она откажет ему. И верно. Негодный, пьющий мужик.

— Неужели верите этому? — рассмеялся Кузьма.

— А почему бы нет? Ко мне большие люди издалека приезжали, чтоб погадала. Вывески на доме не имела. А люди друг с дружкой делятся. Так вот и дошло про меня. Кто гадать, другие подлечиться приходили. Я травками, опрежь всего молитвами больных выхаживала.

— Чего ж старшего сына от запоев не вылечили? — спросил Кузьма.

— На то его согласье надо? Насильно не стала. Пусть разумом дозреет.

— А гадаете давно?

— С войны, детка! С самой что ни на есть. Беженку я тогда взяла к себе в избу. Она совсем бедолагой была. Хаты не стало. Родня — кто погиб уже, о других вестей не шло. Вот так-то сядем на печке, она за карты и гадает. Мне говорит: «Нечем мне платить тебе за хлеб и кров. Ничего не имею. Но научу гадать. Учись! Копейку получишь, сыта станешь». Я и начала приглядываться да запоминать. А поначалу не верила. Молодая была. Но однажды раскинула она на меня и сказывает смеясь: «Ну, час твой настал. Скоро судьбу повстречаешь. Нынче иль завтра…» Так оно и стряслось. С тех пор я и сама учиться у ней стала. Сначала на себя. Потом соседи прознали. И пошло. Мужик погиб. А мы, слава Богу, в голоде не сидели. Дети росли не хуже, чем у других. Изба в порядке была. Кого вылечу, иль по картам скажу, во всем помогали. Было, с заграницы приезжали ко мне.

— Да бросьте! — отмахнулся Кузьма, громко рассмеявшись.

— Чего рыгочешь? Иль не веришь? А мне на что брехать? Я ж старая. Одной ногой в могиле стою. К чему бы лишнее плести? А хошь, давай садись-ко насупротив. Разложу на тебя. Глянем, что было, что ждет? — взялась за колоду.

Кузьму разобрало любопытство.

— Червонным тебя ложу! — вытащила короля из колоды. И, положив карты вокруг, руками всплеснула: — Так ты вдовец! Жену схоронил недавно. Троих детей имеешь. И внуков!

Кузьма рот открыл от удивления, подумав, кто ж это успел бабке все о нем рассказать.

— Дом у тебя имеется. В ем сын нынче живет с семьей. У его дите недавно померло. Мужеского полу. Ну да ништяк. Все наладится. А вот у дочки твоей неприятность на пороге. Мужик захворает. Шелапутный человек! — внезапно рассмеялась бабка во весь голос, так что слезы выступили.

— Что там? — насторожился Кузьма.

— Сердешная боль имеется. Зазноба у тебя есть. Младше. Вдовая!

— Ан и нет. Разведена. Верней, кинул ее мужик. К другой ушел.

— То верно. Ребенок остался. Но и самого не стало. Скоро известие получит. Но недолгая печаль у ней. Про тебя все думки. И сердце к тебе лежит. С тобой хочет остаться. Да все у вас не клеится. Только до любовной постели дойдете, ан помеха чинится нежданная… Вот и недавно… Тоже так-то. Похороны женщины. Не довелось тебе с ей быть. А уж душа кипела как!

Кузьма краснел. Все верно. Но откуда знает старая? Сам только с Яковом поделился. Никто другой не мог слышать…

— Да ты не тушуйся. Твоя она! Желает и ждет. А ождать еще доведется вам. Не она горе твое. Детей своих смотри. Им подмочь придется, — нахмурилась внезапно.

—Так останется она со мной? — не выдержал Кузьма.

— Куда денется? Но не враз… Помехи будут всякие. Однако одолеете! Помоги вам Бог!