В Замок - Марианна Грубер Страница 52

К. кивнул, прощаясь, и огляделся вокруг. Слуги теперь выносили во двор то, что раньше складывали штабелями. Все очень спешили и обращались со своей ношей довольно небрежно. Тот человек не уходил.

— Наверх по лестнице. — Ему явно не терпелось избавиться от К.

— И картины? — спросил К.

— И картины.

— А имя?

— Пардон?

— Как ваше имя?

— Не имеет значения. Вам оно никогда не понадобится. Чего не знаешь, то не приходится забывать.

— Верно... — К. усмехнулся, но сердце у него сжалось в необъяснимом страхе. Он пересек вестибюль и бегом взбежал по лестнице, хотелось разогнать внезапно охватившее его странное чувство. Наверху он сразу увидел дверь, о которой ему говорили, и робость, напавшая на него внизу, усилилась. Дверь. Дверь. Резного дерева, более высокая, чем другие двери, которые находились по обе стороны от нее в длинном коридоре. К. не решался взяться за дверную ручку. Он отошел к балюстраде из темного дерева и поглядел вниз. Вестибюль уже заметно опустел. Человек, не пожелавший назвать свое имя, стоял в центре и, подняв голову, смотрел на К. К. отскочил назад и принялся ходить взад и вперед по коридору, всякий раз ненадолго задерживаясь возле высокой резной двери; робость по-прежнему не покидала его. Краешком глаза он видел, что тот, безымянный, наблюдает за ним. Наконец К. в третий раз пошел по коридору, но теперь внимательно прочитывал таблички с именами, прикрепленные возле всех дверей, и вполголоса произносил каждое имя. На одной из них стояло: Кламм. К. открыл дверь. Никого. В комнате было пусто. И в других комнатах никого не оказалось. На полу лежала пыль, кое-где по углам висела паутина, а больше — ничего. Ни кроватей, ни стульев, нигде ни клочка бумаги, как будто сюда годами никто не заглядывал и он, К., был первым за бесконечно долгое время, кто раскрыл дверь в прошлое, не имеющее ни лица, ни цвета. Пустота, подумал К. и затворил дверь.

Возвращаясь, он обратил внимание на эхо, которое сопровождало каждый его шаг. Он обернулся. Никого. Сделал несколько шагов. И снова — эхо. К. опять обернулся и успел заметить свою тень, которая соскочила на пол со стены. Смешно! — подумал он и, собравшись с духом, распахнул резную с медными накладками дверь, перед которой так долго медлил в нерешительности. Библиотека.

К. увидел овальный зал с высокими книжными полками вдоль всех стен. Полки были пустыми. Посреди комнаты стоял большой письменный стол из какого-то ценного дерева: гладкая пустая поверхность, ни перьев, ни бумаги, ни печатей. Справа от двери стояли кресла, но нигде не было заметно ни малейших признаков того, что здесь когда-нибудь жил человек. Все окна были раскрыты. Вдали за крышами замкового городка К. увидел широкую безымянную равнину, она тянулась до самого горизонта, белая с серым, и к ее краю, к горизонту, мчались сани, и, словно во сне, К. вдруг в одно мгновение понял: там, в санях, — владетель Замка, покинувший свою страну. Отвернувшись от окна, К. увидел на полу бумажный листок, на который не мог не обратить внимания, войдя в библиотеку, это он точно знал. К. поднял листок. «Я, Йозеф К.», — прочел он, но это был не его почерк. Неужели двойник уже побывал здесь до него? И это то самое письмо, которое Варнава доставил управляющему Замка, неоконченное письмо, и он, К., должен дописать его до конца, ведь именно этого все ждали от него. Я, Йозеф К., прошу принять меня в Замке... Я, Йозеф К., настоящим клятвенно обещаю отказаться от этого непозволительного желания... Я, тот, кем меня считают, не имеющий работы землемер... Или: Я, Йозеф К., являюсь другим человеком... Глубоко задумавшись, К. долго смотрел на листок, пока не очнулся, вдруг осознав, что вокруг стоит глубокая тишина. Не раздавалось ни звука. Когда он бродил от двери к двери по длинному коридору, слышались возгласы грузчиков, кряхтенье, скрип и скрежет, неизбежные при перетаскивании тяжелых вещей. Потом эти звуки стихли, но раздавалось эхо его собственных шагов. Теперь же не было слышно даже легкого шороха. К. бросился в коридор. Грузчиков нигде не было, тот, безымянный, тоже ушел. Только эхо, он снова слышал эхо при каждом шаге. И теперь оно было оглушительно громким. К. вернулся в библиотеку, где звук шагов поглощали ковры на полу, и обошел все помещение, от кресел возле двери к письменному столу, потом к окнам, смотревшим на задний фасад Замка, потом вдоль книжных полок к окнам, выходившим во внутренний двор и открывавшим вид на другую часть городка, и еще дальше до самой Деревни. К. показалось, что, несмотря на большую удаленность, он различает «Господский двор», школу и постоялый двор «У моста». Его взгляд пробежал вдоль извилистой линии ручья, затем вдоль поворотов главной деревенской улицы. На ней было какое-то движение. Туда и сюда ходили крохотные, не больше точек, люди, выстраивались друг за другом сани и повозки. Жители Деревни тоже покидали страну.

И тут в дверь постучали. Вошел слуга. Из-под его накидки выглядывала ливрея, красная с золотом, геральдических цветов дворянского рода Вест-Вест. Слуга сказал, что все, кроме него, покинули Замок, спросил, не угодно ли К. что-нибудь, и поставил на пол дорожную сумку и узел К.

— Ничего не нужно, — сказал К. Слуга поклонился и вышел. К. увидел, как он пересек двор, сел в повозку и уехал. Теперь в Замке не осталось никого, городок, по-видимому, покинули все до единого его жители. Земля стала одного цвета с небом: белого и лиловато-серого, сумрачного и тусклого. Снег висел в воздухе, и за то время, что К. смотрел в окно, один за другим раскрылись шлюзы облаков. Начался снегопад. Крупные хлопья мокрого снега, кружась на ветру, летели на землю, и во дворе Замка быстро заносило снегом следы ног, конских копыт, тележных колес. К. отвернулся и пошел бродить по всему Замку. Сначала он шел медленно, потом ускорил шаг, наконец пустился почти бегом. Новое безумное странствие, в которое его погнала пустота. Он пересек вестибюль на первом этаже, прошел в кладовые и кухню, где осталась кое-какая утварь, увидел кровать, которую оставили для него, железную койку с жестким матрацем, такой же непритязательный умывальник, — наши господа своим богатством не бахвалятся! — вспомнилось ему. И отовсюду К. гнало эхо его шагов, гулко отдававшееся в пустых комнатах. Он бежал все дальше и вскоре с удивлением обнаружил, что снова и снова возвращается в исходную точку, библиотеку, потом удивление сменилось страхом. Здесь был центр, здесь он должен остаться, но остаться он не мог.

В паническом страхе он снова бросился бежать по пустым коридорам и галереям, сопровождаемый гулким эхом, он распахивал двери и тут же захлопывал, не заглянув в комнаты, не желая видеть пустоту, которая в них открывалась. И в исступлении он закричал, нет, завыл: «Ничего! Ничего!» — и наконец снова вернулся в мнимо спокойное помещение, откуда началось его бегство. Тяжело дыша, он остановился посреди библиотеки. Он живой, но существует ли он? Он находится в Замке, в покоях владетеля, пустых, если не считать мебели, которую здесь просто забыли, хотя могли и увезти, если бы это кому-то пришло в голову, забыли просто так, не по каким-то причинам, может быть, бросили, чтобы не создавать себе лишних затруднений, но может быть, оставили нарочно, чтобы он, К., еще отчетливее увидел пустоту, во имя которой были возведены эти каменные стены, ибо в них не было ничего, кроме пустоты, и теперь наконец пустота стала очевидной. Зачем он пришел сюда? Разве Замок имеет какое-то значение? Разве этот образ из его снов и ночных кошмаров, порождение безнадежности и бессонницы, всегда означавший нечто нереальное, недостижимое, не был лишь символом безоглядного желания, которое теперь, в миг исполнения, оказалось поистине неисполнимым, обернулось еще одной нереальностью? А сам он, К., действительно существует, или он — видение из сна, приснившегося другому человеку? К. бросился к книжным полкам и бился в них головой, пока глаза не застлала багровая пелена. Он колотил кулаками о края книжных полок, пинал коленом стену и чувствовал, как с болью, от которой корчилось тело, возвращается реальность, которая едва не ускользнула от него. Больно было лбу, костяшкам пальцев, коленям, боль существовала реально, и реальными были вещи, о которые он бился, они заставили его ощутить судороги и порывы своего тела.