Ветряные мельницы надежды - Кэтрин Райан Хайд Страница 5

Я промолчал.

— Тоскливый настрой, сынок? Что-то ты сегодня весь в унынии.

В душе у меня и впрямь было пусто и уныло после вчерашней бесплодной езды в подземке, но об этом я не сказал. Я другое сказал, но тоже правду.

— Что я буду делать без вас? Когда вы вернетесь в свою Калифорнию?

— Ох, сынок… — Делайла потрепала меня по волосам.

Я очень любил, когда она ко мне прикасалась — волосы ерошила, как сейчас, или по плечу хлопала, или разок-другой проводила ладонью по моей спине во время наших прогулок. До того мне нравилось, что я в жизни никому не признался бы.

— Так ты из-за этого нос повесил? Ну и напрасно. Будешь мне письма писать. Или мэйлы. А когда и позвонишь. Да и подружишься с кем-нибудь еще. Ну-ка, отведай моего лимонаду.

Мы вернулись за стол и потихоньку отхлебывали лимонад — холодный, сладкий, но с горчинкой такой приятной, особенно в жару. Я поглядывал на Джеймса Маккинли и думал о том, как он замечательно спит — тихонько и доверчиво.

— А ту женщину я еще когда-нибудь встречу, как по-вашему? — с удивлением услышал я собственный голос. У меня вроде и в мыслях не было…

— Что тебе сказать, сынок? Может, встретишь, а может, и нет. Только вот что я думаю: если Господь, Вселенная, Судьба — называй как хочешь — решит вас двоих свести, то вы непременно встретитесь. Если же в плане вашей жизни этого нет — значит, та встреча будет единственной.

— И что мне тогда делать?

— Ты почувствуешь то же самое — или что-то очень похожее — к другой девушке. — Делайла оборвала мои возражения, я только рот и успел открыть: — Знаю-знаю, сейчас тебе кажется, что такого быть не может. Это нормально. Каждый уверен, что чувства не повторяются. Но это не так. Ты встретишь другую девушку, и все повторится. Если тебе это суждено. Поверь мне на слово, сынок. На собственной шкуре испытала.

Мы молчали, пили лимонад, а мне с каждой секундой становилось все тоскливее от того, что я больше не увижу ту женщину, да еще и с Делайлой расстанусь, когда она уедет в свой Сан-Диего.

И Делайла ощущала мою тоску, я точно знаю, потому что она снова потрепала меня по волосам.

— Это правда? — сказал я через пару минут. — То, что должно случиться, непременно случится?

— Ну-у, — протянула Делайла, — на этот счет у каждого свое мнение. Лично я верю в это всей душой, всеми клеточками тела, сынок.

— Мой отец — атеист. Он говорит, что Вселенная — всего лишь гигантская случайность.

— А ты как считаешь?

Я долго смотрел на нее и молчал. Совсем не привык, чтобы кто-то интересовался моим мнением. И уж тем более не привык к тому, что мне вроде как позволили возражать.

— Я пробовал с ним спорить. Ну, типа: а кто же тогда все это сделал? Людей там, животных?.. Это что ж выходит — мы ниоткуда взялись, сами по себе? Так не бывает. А он говорил, что атомы туда-сюда прыгали, друг о друга стукались и однажды слепились как надо, а дальше и пошло-поехало.

Делайла повела бровью:

— А кто сделал эти самые атомы?

— Вот! Я так же сказал. — Если честно, я уже здорово разошелся. — Точь-в-точь теми же словами! И знаете, что он ответил? (Делайла молча ждала.) Что атомы просто всегда БЫЛИ!

Делайла заклекотала, от смеха все тело затряслось. Наверное, она бы в голос рассмеялась, если б не боялась малыша Джеймса Маккинли разбудить.

— И как тебе его ответ, сынок? Понравился?

— Не-а. Не особо.

Мы сидели с Делайлой и оба улыбались, и как, оказывается, это хорошо — просто молчать и улыбаться. А мне ж и улыбаться-то не хотелось. Наверное, это все Делайла. Наверное, она меня своей улыбкой заразила.

Я невесть сколько просидел у Делайлы, с улыбкой на лице, — как вдруг меня подбросило: а пробежка? Если сию секунду не побегу, то можно крест ставить.

— Мне пора, — сказал я. — На пробежку.

— Почему бы и не пропустить разок?

— Ой, нет! Никак не могу. Заболею! Стоит не побегать — сразу станет плохо и заболею.

Делайла снова повела бровью:

— Редкое явление. Лично я впервые о таком слышу.

Я бросился ее убеждать, что не сочиняю. Рассказал кучу историй про свои болезни. Как раньше мне без конца приходилось вызывать «скорую» или идти в поликлинику. Что-нибудь да болело.

— А потом один врач, который меня тыщу раз осматривал, сказал, что мне нужен свежий воздух и тренировки. Только тогда отец и позволил мне бегать по утрам. Вот я больше и не болею.

Лицо Делайлы изменилось; что-то такое на нем было написано, только я не мог понять, что именно. Вроде ей было известно то, чего я не знал. Я даже поежился — страшновато стало от того, что она сейчас скажет.

— Сынок… А тебе не приходило в голову, что ты болел, чтобы хоть таким способом выйти из дома?

Я не ответил. А если по правде — то нет, не приходило мне такого в голову. И близко ничего похожего.

Помолчав минутку, Делайла предложила мне еще лимонаду. И я с удовольствием согласился.

— Спасибо! Обожаю лимонад.

В тот день я пропустил пробежку. И между прочим, прекрасно себя чувствовал.

* * *

Когда во второй раз поезд начал тормозить на «Юнион-сквер», я не подскочил с сиденья. С большим трудом, но все же усидел на месте. А в первый раз повел себя точно как в предыдущую ночь. Нет, гораздо хуже. Как абсолютный кретин. Особенно, думаю, в глазах тех троих пассажиров, что были кроме меня в вагоне. Потому во второй раз я и заставил себя усидеть на месте.

Но едва поезд тронулся, как меня прямо корежить стало от мысли, что она могла войти в другой вагон, что она где-то совсем рядом, в этом же поезде, а я ее не вижу!

Впереди — слева от меня — был еще только один вагон. Я поднялся, прошел в конец своего вагона и через дверь заглянул в следующий. Первый вагон был пуст, если не считать бородатого старика-хасида. Я прогулялся по проходу в другую сторону… и увидел ее. Она в следующем вагоне! Меня будто бейсбольной битой под дых саданули. Она была в той же серой шляпе, но в других туфлях, на больших толстых каблуках. А еще — в великанской джинсовой рубахе, почти такой же широкой, как та ее шаль. Судя по ее виду, она хотела утонуть в собственной одежде.

Ей вроде незачем было поднимать голову. Я не издал ни звука. Вдобавок нас разделяли две стеклянные двери, так что она меня не услышала бы, даже если бы я, например, вскрикнул от радости.

А она все-таки подняла голову и посмотрела прямо на меня. И я был потрясен тем, что увидел.

Даже не знаю, сумею ли объяснить, как я это понял. По глазам, наверное. Что-то такое, должно быть, мелькнуло в ее взгляде. Неважно. Главное — я это понял. Увидел. Или почувствовал. Почувствовал, что когда она меня узнала, ее тоже будто бейсбольной битой под дых саданули.