По любви (сборник) - Эдуард Поляков Страница 5

Пришёл в одну компанию. Сидят там мальчики. Именно – мальчики. Брючки. Галстучки. Голосочки то-не-нь-кие… Как у девок.

Говорю – менеджером хочу работать. Мне в ответ, да-да, есть такая вакансия, но необходимо предоставить резюме. То есть о себе обсказать на бумаге или в электронном виде по определённой форме и им эту биографию прислать или передать.

Взял я эту форму, заплатил за неё денег и вышел на улицу. Тут же мне такие же мальчики, только из другой компании, в других по цвету рубашках и с другими эмблемками, предложили заполнить её в соседнем офисе, за углом.

Заполнил. Заплатил ещё.

Когда принёс резюме первым мальчикам, сказали, надо подождать немного. Мне перезвонят.

Ждал неделю. Две. Ни звука.

Пошёл к ним. А мне отвечают – вы нам не подходите. Вы написали в резюме, что имеете обязательства перед коммерческим банком. А мы не берём на работу кандидата с какой-либо кредитной историей. Вот если бы ваша кредитная история была нулевой, возможно, мы приняли бы положительное решение по вашей кандидатуре. Бы… Бы… Бы!

А я и написал-то всего в графе «имеете ли вы текущие финансовые обязательства перед каким-либо банком», что месяц назад взял в кредит новый телевизор. Старый сгорел. Задымился сзади и погиб. Хорошо, квартира не сгорела. Футбол не по чему было поглядеть. Короче, не взяли.

Я стал курьером. Туда попал легко. Без резюме. Ездил на метро. По проездному. Вот была «весёлая» жизнь! Днем-то ещё ничего. Людей не так много.

Едешь в поезде. Народ книжки-газетки почитывает. Книжки пухленькие, глянцевые. На обложках бандиты с пистолетами нарисованы или тёлки с большими, чуть прикрытыми одёжей сиськами и пылающими страстью подкрашенными глазами. А в газетах заголовки ещё интереснее. Там самолёт упал. Там сбили людей насмерть. Каждый день почти насмерть сбивают. У какого-то богатого что-то стырили. А ещё писали, что мы, Россия, не смотря на всё это, великая во всех отношениях спортивная держава. И мы всех мочим.

Пройдёт по вагону смуглый нищий на костылях. Ноги в ботинках завернёт так, что в балете ему позавидуют, и тянет: «Полный паралич обеих ног. Нужны деньги на операцию. Помогите, люди добрые. Ради господа бога…» А я вышел с ним на одной станции. Он как ни в чём не бывало на обеих ногах зашагал со мной к эскалатору, а костыли сложил, и взгляд такой, будто они и не его, а чужие.

Ну ладно, это днём. А утром? А вечером?

Езжу я, как правило, с окраины, и уже здесь приходится пробиваться к поезду. Тебя к распахнувшимся дверям запихивают задние и припечатывают к противоположным захлопнутым дверям с надписью «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ». Какой не прислоняться?! Прижмёт к тебе толпой вот так какую-нибудь девушку. Она всем своим хрупким телом в тебя вожмётся. И дышит в сторону. И трепещет от стыда своей невинной грудью, в тебя вмятой. И молчит. Многие остаются ждать следующий адский поезд в надежде на то, что повезёт захватить пустое, проносящееся мимо пространство, оказавшись строго напротив распахивающихся дверей.

Мы ещё счастливчики, если поезда идут!

А вот представьте себе: стоишь ты в битком набитом вагоне, задыхаешься, еле держишься. И тут поезд останавливается где-нибудь между станциями и стоит минуты три-четыре. А машинист успокаивает: «Уважаемые пассажиры! Соблюдайте спокойствие. Поезд скоро отправится!» Ему хорошо. Он в кабине. Покурить даже можно. А каково нам? Под землёй? В толпе? Стоим. Крепок и могуч наш русский народ!

Господи, сделай так, чтобы в часы пик поезда останавливались только на станциях…

А вечером на переходах пристраиваемся вплотную друг к дружке и идём, как пингвины, с опущенными руками, переминаясь с ноги на ногу до эскалатора. Один какой-нибудь эскалатор обязательно закрыт на ремонт или не включён.

Я почему-то постоянно спотыкаюсь на «Боровицкой» на ступеньке, плохо впингвиниваясь в толпу.

Однажды меня послали отвезти клиенту лупу оптическую большой кратности. Клиент был плохо видящий старик. Лупа этой модели ему не подошла. Я взял свои двести рублей за доставку и собрался было уйти. Но дед остановил:

– Сынок, послушай, сходи в аптеку за лекарством. Мне не дойти. Внучка только через два дня приедет. А лекарство кончилось. Я тебе и деньги на лекарства дам, и за ножки заплачу. Только выручи…

Согласился. Вот только где находится ближайшая аптека, старичок почему-то не сказал, видимо, сам не знал.

А жил этот дед в новом микрорайоне, только что построенном. Ходил я, ходил между пивных ларьков с надписями «Молочные продукты» и «Хлебобулочные изделия», спрашивал-спрашивал – в итоге пришлось ехать на электричке в маленький пригородный посёлок и там покупать эти лекарства.

Вышел из электрички, смотрю – напротив друг друга на улице две аптеки. В какую зайти? Глянул – над дверями одной висит плакат: «Аптека N. Низкие цены. Чистая совесть». Я туда. Сколько, говорю, такое-то лекарство стоит? Отвечают – 860 рублей. Это самая низкая цена в районе. Купил. Выхожу на улицу. Гляжу на ту сторону. Из соседней аптеки бабуля выходит с сумочкой на колёсиках.

Заглянул из любопытства туда. Отстоял очередь. А сколько у вас такое лекарство стоит? Отвечают – двести сорок восемь рублей пятьдесят четыре копейки…

Мне эта «чистая совесть» хорошо тогда запомнилась. Обратную электричку ждал три часа. Попал в перерыв. Потерял полдня на этом деле.

Но про свои приключения деду не стал рассказывать. Отдал ему лекарство и чек. Буркнул только – не везде оно есть, лекарство это чёртово.

Денег с него за хлопоты не брал. Постеснялся. И простился со стыдом.

С того случая уже не брал дополнительной курьерской халтуры от клиентов. Получив хороший нагоняй на работе, стал выполнять исключительно курьерские поручения своей конторы.

До поры курьерская работа получалась у меня неплохо. Усталый, домой возвращался поздно. До моей окраины ходил один маршрутец городского автобуса. Ждать его приходилось долго. В маршрутках кататься каждый день туда-назад – накладно. Когда удавалось влезть в автобус, чувство полного счастья селилось в душу: как-никак такая поездка была последним марш-броском по дороге к дому.

Возвращаешься. Глядишь в окошко. Наконец-то домой! Домой! Перед глазами – многоэтажные дома с горящими квадратиками окошек. Светофоры. Потом чистое поле после последнего моргающего жёлтым глазом светофора.

А на повороте две девахи прохаживаются за легковушкой. Каждый вечер прохаживаются. Юбки короткие. Чулки яркие. Лица некрасивые. Помятые. Кислые. И наглые. И некому что-то их подвезти. А они и руки не поднимают, чтобы машины останавливать.

Так и ездил. Так и глядел на них. Даже лица подружек этих уже почти родными стали. Может, действительно я тогда по своей наивности во что-то «не въезжал» или хотел «не въехать», но всё это мнимое моё недопонимание враз закончилось, когда однажды какой-то подвыпивший мужик из пассажиров над моим ухом громко рыкнул: «Во, мля, смотрите – проститутки!»