Юби: роман - Наум Ним Страница 5

Пришлось совершить набег на склад кастелянши и позаимствовать там зимние шапки – без них корзинки не держались бы на разгоряченных головах. Щетки с палок решили не снимать, потому что к смертоубийствам и увечьям никто не стремился, да и враждебные зырки и подначки как-то незаметно сошли на «нет», а турнир обернулся не поединком врагов, а состязанием приятелей. Все увлеклись предстоящим сражением.

– Не боись, – сказал Данька Угучу, – мы победим. Главное – мчись со всех сил. Чем быстрее будешь бечь, тем сильнее будет удар.

Угуч удивился. Ему казалось, что сильнее и обстоятельнее можно ударить, если подойти неспешно и остановиться, хорошо замахнувшись. Но Даньке виднее…

Угуч рванул…

Махан от удара щеткой в грудь вроде даже взлетел вверх, увлекая за собой Вована, которого он намертво обхватил ногами. Их разом отшвырнуло назад, и оба они грохнулись навзничь, а Махан вдобавок шибанулся своим шлемом-корзинкой о корягу. Хорошо, что они нацепили зимние ушанки под шлемы, но все равно Махан несколько минут охал и тихо матерился. Потом он кое-как встал, но тут же осел…

До своих коек они добрались далеко после отбоя, тенями прошмыгнув мимо не очень бдительных воспитателей. Махан – качающейся тенью.

И вот на рассвете Махан зачем-то разбудил его. Может, попросту хотел напугать своим синюшным видом?..

– Не пужайся, – прошептал Махан. – Я вот чего табе скажу… Тока что получил сообщение из разведцентра. Батьку твово ликвидировали… Смертью храбрых. Американцы выследили и – кранты. Что с них взять – звери…

Угуч заплакал…

* * *

Школа со всеми своими обитателями крепко спала сладким предутренним сном.

Угуч бесшумно скользил к дому Даньки. По кирпичным выбоинам в разрушающейся стене он с легкостью поднялся на второй этаж и влез в Данькино окно. Наверное, Угуч двигался не совсем бесшумно, потому что в соседней комнате заскрипела кровать и Надежда Сергеевна приоткрыла дверь к сыну, проверяя сон Даньки. Все было в порядке, и она, успокоенная, вернулась к себе, а Угуч выскользнул из-под кровати Даньки и забрался к нему в постель. Побулькивая скрываемыми рыданиями, Угуч прямо на ухо поведал верному другу про все свои горести.

Тут надо уточнить, что Данька был не только ловким всадником кентавра Дим-Дана, но и самым настоящим другом. Он научил Угуча говорить, читать и писать. Правда, Угуч все равно предпочитал жить молчком, потому что люди, как правило, ничего не слышат – хоть говори, хоть кричи в полный голос. И писал Угуч пока еще с трудом печатными буквами, распадающимися на отдельные подпорки и перекладины. Читал он тоже не очень, медленно, с пыхтениями, приклеивая новое слово к прежним. Но читать Угуч любил и упрямо добирался от слова к слову до смысла всего рассказа. Чаще всего это были сказки, которые ему подбирал Данька.

В общем, Данька все понял и тоже всхлипнул сочувственно, а по звуку будто бы и всхохотнул, но, наверное, громче, чем надо бы…

– Сынок, у тебя все в порядке? – окликнула из своей комнаты Надежда Сергеевна.

– Все хорошо, мам, – отозвался Данька. – Спи.

– Да чего уже спать, – сквозь зевок возразила Надежда Сергеевна, – скоро папка приедет… Давай потихоньку подниматься-умываться…

Угуч уже лежал под кроватью, куда мгновенно проскользнул ловким ужакой. Он несколько раз видел долгие утренние процедуры Даньки и понимал, что во время этих процедур Сергеевна его обязательно обнаружит и снова начнет скандалить, а Угучу уже хватило беды на это утро.

Пора было выбираться…

– Прибегай позже… Когда папка приедет, – шепнул ему Данька.

Йеф из своих частых поездок в Москву приезжал всегда спозаранку, на шестичасовом дизеле из Орши. То есть приезжал он из Москвы, но сначала в Оршу, а уже потом на дизеле в поселок Богушевский, близ которого и обосновалась школа-интернат для детей с легочными заболеваниями. Долгий путь от станции до школы Йеф обычно шел пешком, увешанный сумками с подарками, колбасой и книгами. Более всего – с книгами. Наверное, за ними он и мотался туда раз в месяц, а то и чаще. А с другой стороны, он же родом оттуда, и, наверное, там его близкие. Угуч как-то из-под кровати Даньки слышал, как ссорились Йев с Надеждой Сергеевной, и понял из их перебранки, что в Москве живут ее родители. Так чего ж не ездить? Если бы Угуч знал, где живут его родители, – он бы пешком…

Угуч вспомнил, что отца его во вражеской Америке замочили смертью храбрых, и ком снова подступил к горлу…

* * *

– По квартирам шуруешь? – Недомерок вырос из ниоткуда, стоило только Угучу спуститься по стене и ступить на землю. – Так ты у нас, оказывается, домушник?.. Что там? Нету хозяина? – другим, очень деловым голосом спросил физрук и тут же сам себе и ответил: – Конечно нет… Потому что хозяин в Москве. Он там родиной торгует. Ро-одиной! Понял?.. А ты к ним шастаешь… Прикормили они тебя, что ли?.. Вокруг столько хороших людей, а ты сюда… Медом тебе здесь намазали?.. Но мы не позволим, так сказать, мазать… Ни медом, ни чем другим… Так и заруби в своей тупой… то бишь упрямой голове – не позволим. Отъездился, голубок… Вот явится он из своей Москвы, а тут ему – подарочек… – Свисток-с-кепкой всмотрелся в обалдевшего Угуча и снова сменил голос – теперь на командный, как и на уроке – вот-вот в свисток дуванет. – Рот закрыл! Повернулся и – марш отсюда… Чтоб духу…

Угуч шмыганул за угол Йефова дома.

Наверное, Недомерок и вправду чекист, и у него такое задание – следить за Йефом. Впервые такие слухи поползли, как только Леонид Валентинович устроился в интернат учителем физкультуры. Имя его почти сразу забылось, а звали его исключительно так, как окрестила теть-Оль, но слушок о том, что он на самом деле чекист и работает физруком только для видимости – слушок этот становился все крепче. Недомерок вслух, а не тишком, ничего не подтверждал, но ничего и не опровергал и буквально достал всех своими расспросами, просьбами и разными бессмысленными требованиями.

Чекистов в здешнем народе мало любили. Пожалуй, даже меньше, чем евреев. И это несмотря на то, что евреи пьют кровь и спаивают русский народ, а среди чекистов сам Штирлиц, и, может быть, есть там еще кто-нибудь такой же замечательный. Но про Штирлица хорошо смотреть в телевизоре, а чекистов здесь помнят еще с послевойны. И не только помнят, но и рассказывают иногда шепотком, как те лютовали.

А лютовали и зверовали они на спаленных войной белорусских землях, кстати сказать, совсем не по злобности своей натуры и не из садистских наклонностей. Были они в основном молодыми и жизнерадостными, красивыми и очень счастливыми. Как же не быть счастливым, если война закончилась, а ты жив!.. Хорошие парни. Только вот дело им досталось не очень хорошее. Надо было мятущуюся здесь недавно партизанскую войну привести к виду правильного и мощного движения, воевавшего по плану самого Верховного… Если бы все партизаны в борьбе за освобождение от фашистской нечисти сложили свои головы поголовно, то не было бы никаких хлопот. Но многие остались живы и помнили не то, что надо, а, прямо скажем – черт-те что помнили… Кому, как не чекистам, надо было вправлять этот массовый вывих неправильной памяти?.. Они и навправляли…