Сто девяносто девять ступеней. Квинтет "Кураж" - Мишель Фейбер Страница 5

— «Седая старина» — это действительно интересно и увлекательно, — сказала она. — И это правильно и хорошо, что люди готовы проехать тысячи километров, чтобы все это увидеть. Они поднимаются вверх, к аббатству, по этим каменным ступеням — и ощущают, что они, в буквальном смысле, идут по следам средневековых монахов и королей. Они видят эти древние башни и переносятся на восемь веков назад…

— Да, но эти развалины — это ведь не настоящее аббатство Уитби? Это лишь реконструкция: воплощение идеи среднестатистического туриста о том, как должно выглядеть средневековое аббатство.

— Нет, это не так.

— Но ведь изначальное здание было разрушено еще пару веков назад, и его потом перестроили, уже по-другому? Или я ошибаюсь?

— Вы ошибаетесь, — проговорила она с нажимом и сама себе удивилась. Еще немного — и она начнет спорить с этим незнакомцем, которого видит первый раз в жизни. А ведь она ненавидела спорить. Она в жизни ни с кем не спорила — только с Патриком. Его невежество не заслуживало ничего, кроме надменного снисхождения, и ей бы следовало промолчать, замяв разговор по принципу «с дураком лучше не связываться», но зачем-то она сказала, неожиданно для себя: — Пойдемте, я вам покажу.

— Что? — спросил он, но она уже ускорила шаг и обогнала его на пару ступенек. — Подождите!

Она провела его мимо развалин часовни Святой Марии на церковном кладбище, мимо Кедмоновой Тропы, второго спуска с утеса — той самой дорожки, по которой Магнус собирался пробежаться с Адрианом обратно до города. Стиснув зубы, она решительно поднималась по лестнице, по-прежнему обгоняя Магнуса на пару ступеней.

— Ладно, ладно, я верю! — Он не спешил ее догонять, видимо, надеясь, что она передумает и остановится, и на этом они распрощаются, но она привела его прямо ко входу в аббатство. Он остановился у самой двери, явно не имея намерения заходить внутрь, но тут обнаружилось, что его «верный пес» оказался отнюдь не верным и радостно убежал вперед — в коридорчик, что выводил в старую часть аббатства.

— Вот собака какая, — пробормотал Магнус и пошел следом.

Сразу за дверью висел плакат с предупреждением для посетителей, что собак можно проводить внутрь только на поводке, и еще там была стойка с кассой. Вход в аббатство был платный. Билет стоил 1,7 фунта. Кассир, сотрудник «Английского наследства», выжидающе смотрел на Мака. Шейн настолько привыкла входить в аббатство бесплатно, что она как-то забыла, что посетителям, которые не археологи, надо платить за вход. Она подошла к кассиру, чтобы уладить этот вопрос. Мак был в шортах для бега, и даже если там были карманы, то бумажник бы явно туда не влез.

— Он со мной, — сказала она кассиру и провела «безденежного» Магнуса мимо кафе и киоска с открытками, к выходу в старину. Все это случилось так быстро, что кассир не успел даже слова сказать — а Адриан уже весело несся по дерну, где-то на полпути в XII век.

Шейн встала посреди заросшего травой пустыря — на том самом месте, где когда-то был неф главной церкви аббатства. Ветер трепал ее юбку. Она указала вверх, на высокие арки — окостенелые остовы камня на фоне чистого неба. Сама мысль о том, что кто-то — и особенно этот молодой человек рядом с ней — может смотреть на эти величественные руины и оставаться невосприимчивым и равнодушным к их трагической красоте, красоте полного опустошения, казалась просто нелепой. Вообще-то лекции Шейн читала только своим студентам. Но для этого случая она сделала исключение:

— Эти три арки, — она взглянула на Мака, чтобы убедиться, что он смотрит именно туда, куда она показывает (он смотрел — и пес тоже смотрел, причем очень внимательно), — изначально они были частью южной стены аббатства, да, но когда здесь была реставрация в 1920-х, их зачем-то передвинули к северной стене. Честно сказать, я не знаю, зачем их сюда перетащили. Но все это — подлинное. В смысле, камни и кладка. По крайней мере они сохранились, эти арки. У нас была мысль вернуть их на первоначальное место, но там сейчас все разрушено, а здесь они сохранятся лучше, под защитой стены. Или вы не согласны?

— Прошу прощения! — Он изобразил шутливое раскаяние. — Я не хотел наступать вам на любимую мозоль, правда-правда…

— У меня есть брошюры и книги, там все описано очень подробно, вся история аббатства, — сказала она. — Вы обязательно почитайте — я вам их передам. Целый пакет. Вы в Логерхед-Ярде живете, вы говорили?

— Да нет, не нужно. — Он даже слегка покраснел от смущения. — Я лучше сам их куплю.

— Какой вздор. Я с удовольствием дам вам книги.

— Но… но это же ваши книги. Вы на них деньги потратили…

— Вы опять ерунду говорите. Я их уже прочитала. Все, что мне нужно, я из них получила. Теперь они мне не нужны, только лежат — пылятся. — Ей все-таки удалось смутить этого человека. Шейн тихо порадовалась про себя — своему скромному личному ниспровержению капитализма XXI века, своему слабосильному, хиленькому подражанию бенедиктинцам с их благородными принципами общей собственности. — Тем более, мистер Магнус, от вас прямо так и разит цинизмом. Мне бы хотелось с этим побороться, ну, то есть если смогу.

Он натянуто рассмеялся и приподнял одну руку, привлекая внимание к своей подмышке, где ткань футболки была мокрой от пота.

— А вы уверены, что это именно цинизм, а не «В.О.»?

— Вполне уверена. — Шейн заметила у входа двоих коллег-археологов. Ну, наконец-то. — Ладно, пора на работу. Было очень приятно с вами познакомиться. И с Адрианом тоже.

Она пожала Магнусу руку и наклонилась, чтобы в последний раз погладить пса. Магнус — в явном замешательстве — направился к выходу.

Но уже перед тем как выйти из аббатства, он обернулся к Шейн и крикнул:

— Удачно вам покопаться!

В ту ночь Шейн заснула на удивление легко и быстро. Она не лежала, часами ворочаясь с боку на бок и глядя на решетку камина и деревянные вешалки, которые с каждой минутой становились все более странными и нереальными в лунном свете, — она сразу же провалилась в сон. В темноту.

Я сплю, думала она во сне. Какое блаженство. Я сплю.

— О, плоть от плоти моей, — прошептал голос ей в ухо. — Прости меня… — Холодное лезвие полоснуло по горлу. Шейн пронзительно завизжала и тут же проснулась — но все же не раньше, чем плоть раздалась под ножом и кровь хлынула алым потоком.

Она поднялась резким рывком и села на постели, схватившись за горло, чтобы удержать в себе кровь и жизнь. Никакой страшной раны, естественно, не было. Кожа была абсолютно нетронутой, разве что мокрой от пота. Шейн болезненно застонала и уронила руки.

До утра было еще далеко: совсем темно, и чайки еще не кричали — они еще спали у себя… ну, где там спят чайки. Шейн взглянула на часы, но у нее был старомодный будильник с циферблатом и стрелками, без подсветки (она не любила цифровые часы), так что она ничего не увидела.

Через десять минут она была уже полностью одета и готова выйти на улицу. Она собрала сумку: книги и брошюры для Магнуса. «Святая Хильда и ее аббатство в Уитби», «История Уитби», питкинский справочник «Монастырская жизнь» и другие. Повесив сумку на плечо, Шейн прошлась по комнате, чтобы убедиться, что сумка не будет болтаться туда-сюда и мешать ей ходить. А то очень не хочется где-нибудь грохнуться. Когда тебе режут шею во сне — это одно, а вот сломать себе шею, пытаясь спуститься по крутой темной лестнице наяву, — это совсем другое.