Дом: основной инстинкт - Диана Эпплярд Страница 5

— А, чуть не забыла. Ребекке сегодня понадобится флейта.

— Мы с Клэр уже упаковали ее.

Я медлила, не желая уходить и в то же время боясь опоздать на работу. Вдруг Клэр спросила:

— Хотите чашечку кофе?

Чашечку кофе? Во время завтрака? То есть когда дети еще не доели кашу? Обычно я не позволяю себе такой роскоши.

— С удовольствием, — ответила я и выпила ее стоя, прыгая с места на место, чтобы не попадаться на пути Клэр, моментально превратившейся в хозяйку дома, убирающую за мной посуду.

Стоило мне сделать шаг к двери, как Том завопил, протягивая ко мне ручки, словно брошенный детеныш. Ребекка, которая до сих пор держалась достойно, поняла, что я уже уезжаю, и заревела, ухватившись за мою юбку. Конечно, следовало просто выйти за дверь и предоставить Клэр разбираться с этим, но я поддалась искушению и вернулась. Я взяла Тома на руки и прижала к себе крепко-крепко. Крепче, чем когда-либо. Через несколько секунд я сказала Клэр одними губами: «Заберите его» — и попыталась оторвать его от себя, но не тут-то было. Том вцепился в меня как клещ, а его вопли достигли крещендо. К ногам прилипла Ребекка, от которой я осторожно пыталась освободиться:

— Мне нужно идти. Будь умницей, ты же знаешь, что мне, правда, нужно идти.

— Не уходи, — завывала она в ответ, — не ходи никуда!

— Ну, перестань, пожалуйста. Я же вернусь вечером.

Наконец я ухитрилась оторвать ее от своих ног. Клэр, с заливающимся криками Томом в одной руке, другой попыталась удержать Ребекку. Я скользнула к двери, распахнула ее и буквально вывалилась наружу. С бешено колотящимся сердцем побежала к машине, и вдруг меня пронзила острая боль, как будто меня проткнули ножом. Старенькая «вольво-универсал» казалась такой чужой без детского пассажирского сиденья, теперь перекочевавшего в машину Клэр. Вчера я почистила свою машину в ознаменование Возвращения, но сегодня, положив портфель на сиденье, я обнаружила, что сделала это недостаточно тщательно. На сиденье лежали пинетки Тома. Я запихала их в портфель (рядом с прокладками для груди), потом включила радио и попыталась отвлечься. Однако всю дорогу ревела, избегая любопытных взглядов на светофорах. Меня не покидало ощущение, что большая часть меня осталась дома.

Вторник. 27 января

Quelle journee ^[7]. Давненько я так не уставала. К тому времени, как я добралась до дверей отдела новостей, вся извелась. Для начала я переругалась со служащими парковки, так как никто не удосужился предупредить меня, что у нас новая форма пропусков. Потом десять минут потратила на то, чтобы заново наложить макияж, изрядно пострадавший за время поездки. Сделала это весьма непрофессионально. Казалось, что все оборачиваются и пялятся на мое лицо. Глаза, наверное, красные, как у кролика. Я поймала взгляд Кейт, которая сразу поняла, что я плакала, и ободряюще улыбнулась. Как и следовало ожидать, вместо моего кресла стояло нечто со сломанной спинкой, однако после непродолжительного, но бурного препирательства с Питером я заполучила свою собственность обратно. Включив компьютер, я обнаружила совершенно незнакомый интерфейс. Я беспомощно прошептала, обращаясь к Кейт:

— Как войти в систему?

Руки упорно не хотели меня слушаться, превратившись в огромных неуклюжих крабов. Шум офиса действовал на нервы.

К счастью, вскоре началось утреннее совещание. Редактор отдела новостей Ник произнес приветственную речь по поводу моего возвращения, и Джорджия (та самая блондинка, что меня замещала) вкрадчиво улыбнулась мне. Интересно, что ей пообещало начальство? Она должна меня ненавидеть. Стоп, прекрати впадать в паранойю. В одиннадцать часов я позвонила домой, сгорбившись над аппаратом так, чтобы никто не слышал, с кем я разговариваю.

— Привет, это я. Все в порядке? — сказала я ненатурально спокойным голосом.

Голос Клэр звучал раздраженно на фоне заливистого плача Тома. Плачет? Почему? Он никогда не плачет. Я почти что слышала, как она вздыхает, не в силах смириться с моим вмешательством.

— Я как раз меняю ему подгузник. Все хорошо, конечно, я помню, что в четыре нужно забрать Ребекку. Не волнуйтесь. Том прекрасно себя чувствует. Мы собирались пойти на прогулку. Да, Том, сейчас пойдем, моя умница. До свидания.

Она бросила трубку. Похоже, у меня синдром работающей матери-неврастенички. Главное не волноваться? Да как я могу не волноваться, когда дети дома, а я здесь и ничего не могу сделать? Перестань, сказала я себе. Это нелепо. С другой стороны, если Том плачет, то я, по крайней мере, знаю, что он жив…

Постепенно я начала втягиваться и даже получать удовольствие от работы. Я обзвонила всех, с кем раньше сотрудничала, и сказала, что вернулась. Потом ланч с Кейт. Какое счастье — две взрослые женщины, дети далеко, можно вволю посплетничать, не стесняясь в выражениях (Ну а она что? Вот сука), вместо того чтобы говорить исключительно о детях. Ник для начала велел мне заняться планированием, чтобы я могла втягиваться постепенно, а не бросаться в самую гущу событий. Весь день он был крайне осторожен со мной. Похоже, он боится, что я вдруг достану Тома из портфеля, вытащу на свет свои устрашающие сиськи и начну кормить его прямо за рабочим столом.

Я действительно один раз приносила Тома в офис, когда ему было три месяца — просто так, показать коллегам. Я помню, как пробиралась в двери, крепко прижимая Тома к себе, и вдруг осознала, что не стоило являться сюда в таком виде и разрушать свой привычный образ деловой женщины. С одной стороны, я гордилась своим сыном, а с другой стороны, чувствовала себя так, будто пришла нагишом. Разумеется, женщины окружили меня с выражениями восторгов по поводу Тома, а мужчины поглядывали на меня с подозрением, как будто я могла в любой момент превратиться в монстра. Ник выглянул из кабинета и нерешительно посмотрел на Тома, явно опасаясь, что тот может взорваться в любой момент. Вообще-то у него двое детей, но я готова поспорить, что к тому моменту, как он приходит с работы, жена прячет их подальше, чтобы они не попались Нику на глаза.

Как хорошо чувствовать себя свободной. Никто не зовет меня поминутно хныкающим голосом. Когда я говорю с кем-нибудь, меня внимательно слушают. Я делаю что-то действительно важное. Я могу спокойно пойти в туалет. Утром, отправившись туда в первый раз, я по привычке оставила дверь открытой, чтобы Ребекка могла беспрепятственно задавать свои путаные вопросы о динозаврах и вулканах. Едва устроилась на сиденье, как до меня дошло, что я не дома. Тишина. Здесь же никого нет, кроме меня. Я взрослый человек, писаю в туалете с распахнутой настежь дверью. По меньшей мере странно, вы не находите? Пришлось, не прерывая процесса, тянуться к двери, надеясь, что Джорджии не приспичит именно сейчас заглянуть сюда, чтобы поправить прическу или проверить, не размазалась ли тушь. Заодно она сможет увидеть сидящую на унитазе тушу, судорожно пытающуюся дотянуться до открытой двери кабинки. К счастью, этого не случилось.