Золотая струя. Роман-комедия - Сергей Жмакин Страница 5

– Ага, еще не хватало, ты не впутывай меня в свои делишки, – вдруг испугалась Рая. – Не нужны мне твои деньги, мне своей зарплаты хватает.

– Конечно, хватает. Вот потому-то молодежь наша и рвется в чиновники, потому что вы как жили, так и живете при социализме на всем готовеньком, а все остальные брошены в акулью пасть капитализма, крутятся, думают день и ночь, где бы и как бы заработать. В общем, Раенька, я к тебе больше не приду, скорее всего, ты ко мне придешь. Но это будет уже другой разговор. Последний раз спрашиваю: поможешь устроить выставку?

– Да я что, с ума сошла? У меня язык не повернется с кем-нибудь говорить на эту тему. Чтобы у виска пальцем вертели? Скажут: совсем сдурела Раиса Степановна. Иди, Витя, иди.

Витя неожиданно успокоился. Он взял свои листочки, бережно уложил, не торопясь, в прозрачный файлик.

– Ничего, прорвемся. – Он хитро подмигнул бывшей супруге. – Покедова, оревуар.

* * *

Вечером Богема сидел у Кости в «Лэнд Крузере». Тихо, едва слышно журчал мотор, нагоняя тепло в кожаный салон, спасая от дикого мороза за стеклом.

– Особенно я и не надеялся, – говорил Витя. – Но надо было удостовериться, что официальные органы власти примут нашу идею в штыки. Это же бюрократия, а ей надо, чтобы наша жизнь текла согласно регламенту и окостеневшим правилам. Ладно, мы пойдем другим путем. Ты знаешь, Костик, что делает художника знаменитым?

– Знаю, его картины, конечно.

– Ошибаешься. Знаменитым его делают скандалы всякого рода: разводы с женами, драки в ресторанах, половые связи с несовершеннолетними девушками, выход нагишом на балкон выкурить сигарету, горячие речи на телевидении в пошлых ток-шоу, интервью официальной и желтой прессе – впрочем, цвет прессы здесь не важен, лишь бы о нем писали – мелькание, мелькание, мелькание всюду и везде. И тогда люди, глядя на его картины, будут говорить: ах, это тот самый художник, о котором писали, как он, пьяный в лоскуты, бродил по гостинице без трусов, в одних носках, или который дал в морду кому-то в прямом эфире.

– И неважно, что он нарисовал?

– Важно, конечно. Но понимаешь, хороших картин, даже шедевров, много, а знаменитостей – единицы.

– Что-то я с трудом могу себе представить, как мой батя выходит голым покурить на балкон, – сказал Костя. – А в ресторанах он вообще не бывает.

– Уникальность твоего бати заключается в том, что ему, чтобы стать знаменитым, не нужны скандалы. Его техника рисования уже сама по себе вопиющий скандал и глобальный повод для всех видов СМИ. Нам с тобой, Костик, надо только этот процесс запустить. И еще надо продумать лексику, выражения, чтобы можно было культурно говорить об этом феномене. А то я Райке, ну, своей бывшей, хочу втолковать, что это высокое искусство, а слова на язык лезут низкопробные, типа «по малой нужде», «физиологическая потребность». В общем, нечто среднее между медициной и привокзальным туалетом.

Они задумчиво помолчали, глядя сквозь притемненное стекло на холодную, безлюдную улицу.

– Как там твой олигарх? Согласился позировать? – спросил Богема.

– Да, представляешь, согласился не только позировать, но и заплатить пятнашку, – оживился Костя. – Даже не удивился таким деньгам и торговаться не стал. Но сейчас вон какие морозы, холодновато для позирования, да и отца бы не застудить, а то тогда кранты нашему бизнес-проекту.

– Это правильно, – сказал Витя. – Здорово, что согласился. У нас будет уже три портрета. А нам надо для начала штук десять хотя бы. В выставочные залы нас не пускают, в таком случае устроим квартирник.

– Что это? – спросил Костя.

– Выставка в обыкновенной квартире. Развешиваются картины по стенам, рассылаются приглашения, в том числе и журналистам, проводится презентация, в руках у публики бокалы с шампанским, люди прохаживаются перед экспонатами, мило беседуют, обсуждают. Потом в Интернете или газете появятся публикации. Только квартиру надо найти попросторнее да поприличнее.

– Я, кажется, знаю, такую квартиру, – вдруг сказал Костя. – Только пока между нами. Есть у моего шефа зазноба, а если точнее, по сути, вторая жена, у нее ребенок вроде как от шефа, но наверняка не знаю, свечку не держал. Зовут ее Настя, живет она в шикарном особняке на Увальском шоссе, шеф этот дворец специально для нее построил. В основном тусовки с друганами он там проводит. И портрет свой он, скорее всего, там на стену будет вешать.

– Что эта Настя из себя представляет? – спросил Богема.

– Красивая баба моих лет, я бы и сам ей с удовольствием по самые, как говорится.

Человек творческий, шефа таскает на концерты, выставки, учит уму-разуму. Представляешь, на какого-то художника они специально аж в Москву летали. Вспомнил: на Сальвадора Дали. Она про него все уши шефу прожужжала. Он поэтому картинами интересуется, она его натаскала. Секретаршей у него работала, обычная история. Веселая такая. С ней можно попробовать договориться. Через шефа, конечно.

– Костик, ты молодец! – с жаром воскликнул Витя, обнимая его за плечи. – Мы с тобой горы свернем. Сейчас самое главное – сделать портрет твоего олигарха.

* * *

Когда утихли морозы, когда состоялось окончательная договоренность о дате, времени и месте творческой встречи Сидорова и олигарха, наступила пора сомнений, тревог и нервотрепки. С особой ясностью и четкостью вдруг проявилась абсурдность задуманного. Одно дело придуриваться в узком семейном кругу, а другое – выносить эту дурь нá люди. Сидоров в беспокойстве ночью плохо спал. Рисовать на снегу совершенно чужого человека, пусть и за большие деньги, уже казалось ему не только дурацким, но и постыдным делом.

– Я не знаю, как себя вести, – раздраженно признался он Богеме по телефону. – Мне же надо настроиться, быть уверенным в себе, а я буду отвлекаться на всякую фигню. Я улыбаться ему должен, этому прохиндею? Да на хрен он мне сдался!

– Дядя Толя, ты не горячись, – отвечал ему Витя, который хотя и сохранял спокойствие, но кошки-то на сердце у него скребли. – Давай выработаем линию твоего поведения. Мы тебя выпускаем, когда все готово для творческого процесса. Он стоит, ждет. Ты выходишь и спокойно делаешь свое дело. Без всяких разговоров. Ну, можешь поздороваться для приличия. Сделал свое дело и ушел. Остальное не твоя забота.

– А если не получится?

– Получится, – как можно увереннее сказал Богема. – Обязательно получится. Мы очень надеемся на тебя, дядя Толя. И верим, верим в твой талант.

– Связался же я с вами, придурками.

Потом сразу Сидорову позвонил Костя.

– Папа, ты уж меня не подведи, – попросил он. – А то перед шефом будет невдобняк. Если я облажаюсь, не знаю, что ему в голову взбредет. Уволит к едрене-фене, у него разговор короткий.

– Ага, а я буду виноват! – негодовал Сидоров. – Хорошо устроились, ребята.

* * *

Костя сообщил, что шеф намерен посетить художника сразу после обеда. Однако Богема настоятельно попросил, чтобы договоренность была на конкретное время, поскольку успешное написание портрета зависит не только от творческого дара художника, но и от соответствующей готовности его организма.