Мой папа-сапожник и дон Корлеоне - Ануш Варданян Страница 5

– Немка! Я-то, может, и немка, а он бог его знает кто. Павлик, скажи ей! – закричала бабушка из кухни, отыскав, наконец, объект приложения энергии.

Дед Павел всегда выполнял просьбы бабы Лиды. Делал он это бесстрастно и точно, будто это в его жилах текла немецкая кровь.

– Армяне – древний и очень цивилизованный народ, – отчеканил дед, словно читал со страницы журнала о путешествиях.

– Павлик! Не нужно этнографии. Выскажи свою позицию! – потребовала бабка Лидия, появившись в дверном проеме с половником в руке.

Дед отложил очки и размял губы, как будто собирался разразиться скороговоркой. После чего весьма серьезно заявил:

– Моя позиция довольно сложна. Но я готов поделиться мнением, ибо оно основано на фактах и многолетних размышлениях. Европейская кровь сама по себе не способна уже дать полноценного продукта. Да и Восток одряхлел, устал, начал повторять сам себя. Славянские народы, как молодые, еще формирующиеся нации, в сочетании с кровью Востока и Азии могут…

Бабушка замахала половником:

– Что за расистская теория?!

Дед пожал плечами:

– Скорее антирасистская.

– Все равно! Это весьма странно слышать от тебя. Ты ведь коммунист.

– Вот именно. А в этом деле нет ни эллина, ни иудея.

– Я последовательный атеист! – заявила меткая бабуля.

– Еще бы. Ведь твой дед был лютеранским пастором.

– Павлик!

Дед пожал широкими плечами. Он-то ведь знал, что побушует Лидка и успокоится. Просто у нее позиция такая – всегда быть против. А ему нужно сохранить брак, рассудок и целостность бытия. Да еще не нарушить грубой случайностью некрепкое русло жизни дочери. Поэтому дедушка Павел вытянул шею и крикнул:

– Люська, прошу тебя, оставайся в старых девах. Твоей маме так будет спокойнее.

Объект конфликта – прекрасная Люся, выглянула из комнаты, скрестила на груди руки, ожидая развития сюжета.

– Павлик! – закричала баба Лида. – Это провокация! Не слушай его, Люся!

– Точно говорю, Люська!

Он окинул дочь взглядом и, кажется, остался доволен.

– Она хоть и ходит на платформе, но, кажется, уродилась в своего протестантского родственника.

– Павел!

– Честно, – преспокойно парировал дед. – Я тут видел, как она покраснела, когда прохожий спросил, как пройти к базару.

– Папа! Я покраснела потому, что он процедил сквозь зубы неприличное слово.

– Вот и я говорю. Краснеешь. А это проба качества.

– Папа!

– Павлик!

– Молчите обе.

И Павел Константинович поднялся и решительно направился во двор, вздремнуть под чинарой. Лидия Сергеевна, таким образом, теряла партнера по дискуссии, ведь дочь не собиралась обсуждать с ней этот вопрос. А Люся лишалась гипотетического союзника в случае внезапного и коварного нападения матери. Вдруг Лидия Сергеевна задумает что-нибудь злокозненное.

– Павлик!

– Папа!

– Я молчу, – твердо сказал Павел Константинович, укладываясь на кушетку, покрытую продранным, но мягким ковром.

– Павлик, у них будут смуглые дети.

Тахта привычно заскрипела, дед повернулся задом к своим беспокойным женщинам и предложил, не оборачиваясь:

– Люська, не надо замуж. Усыновишь блондина из дома малютки.

– Павлик, у них будут странные, невыговариваемые имена.

– Люська, назовешь всех по номерам, – сквозь зевоту отшучивался дед. – Так твоей матери сподручней запоминать. Да, номерки непременно нужно будет нашить на одежду, чтобы твоя мама, не дай Бог, не перепутала.

Нависла угрожающая пауза, которую дедушка неверно истолковал как финал темпераментного спора и возможность наконец поспать. Как настоящий контрабандист, он знал множество запретных тропок в царство сна. Некоторые из них вились в пространстве почти легальном и маскировались с помощью книги или газеты. Но в умении прошмыгнуть из реальности в благодатное сновидение высшим пилотажем было заснуть с риском для реноме, но с пользой для организма. Так однажды мой дед заснул на совещании, просто обхватив голову руками. Его похвалили тогда. «Вот как человек за дело радеет! Стыдно ему за то, что у нас тут происходит!» А дедушка Павел видел во сне, как он учится подделывать подпись Наполеона. Нынче он просто юркнул в щелочку сна буквально между ног Колосса Родосского, не зная еще, что Колосс решил дать гопака во вверенной ему лужице. Опасность, конечно, исходила от Лидии Сергеевны.

Здесь я должен оговориться, во избежание возможных негативных трактовок в дальнейшем, – моя русская бабушка была очень доброй женщиной. Да, она не любила животных, но залезла в люк достать упавшую туда соседскую кошку. Да, она терпеть не могла показных лобызаний, но проявляла беспримерную покорность, когда моя младшая сестренка Света, обучаясь навыкам коммуникации, облизывала все вокруг: сначала старые ботинки, а затем бабу Лиду. Да, Лидия Сергеевна не переваривала даже запаха баранины, но исправно готовила ее мужу, который обожал мясо молодого ягненка.

Просто Лидия Сергеевна была спортсменкой, да еще такой редкой специализации, как стрельба из лука. Она привыкла видеть перед собой мишень и бить точно в цель. А здесь она терялась. Она, конечно же, не была противницей замужества дочери. Просто Лидия Сергеевна очень смутно представляла себе невидимые слои жизни. Лучница по призванию и на деле, она не могла взять в толк, почему цель – в данном случае семейное счастье Люси – установлена так далеко, за Кавказским хребтом? И можно ли вообще стреле – читай, мысли человеческой или чувству – долететь туда? И потому последние слова мужа вывели ее из себя.

Он сказал: «Люська, назовешь всех по номерам. Так твоей матери сподручней запоминать. Да, номерки непременно нужно будет нашить на одежду, чтобы твоя мама, не дай Бог, не перепутала». Смутное подозрение зародилось в всполошенной голове бабушки Лиды. За кого ее принимает муж? О чем он говорит? Неужели?.. Вот это настоящее фиаско! Оказывается, Лида больше двадцати лет прожила с человеком, который, как выясняется, подозревает ее Бог знает в чем! Вот дела!

– Павлик! На что ты намекаешь?

Дедушка, которому тогда едва исполнилось сорок пять, застонал. Он начал пробираться по своим тайным тропкам в земли сновидений, но был грубо прерван и вынужден был вернуться. У него законный выходной. Погода чудная, дерево тенистое. Скоро обед. А после этого немного живописных этюдов, затем нарды с соседом. Еще позже – ужин и любительский телескоп на плоской крыше. Но этот гармоничный мир грозит вот-вот рухнуть, потому что его жена, кажется, сейчас получит инфаркт. И не будет ни обеда, ни телескопа, а придется ехать с ней в больницу, давать взятки медсестрам и врачам, сидеть в изголовье кровати, извиняться и клясться Лиде в вечной любви. А этого он не любил. То есть Лидию он любил, а вот клясться в вечной любви – нет.