Съешь меня - Аньес Дезарт Страница 5

— Прекрасно. Лучше некуда. Я и не ожидала такого успеха. Раньше-то у меня была чайная в седьмом округе. Уставала страшно, зато зарабатывала… Загребала кучу денег.

Говоря, я обмахивалась рукой, будто угар от тех баснословных прибылей до сих пор не прошел.

— Чайная в седьмом округе? — он глядел на меня с восхищением.

Только бы не спросил, на какой улице.

— Да, недалеко от Инвалидов.

Что-то я совсем завралась.

— По правде сказать, тот район мне не очень нравится, — протянул он капризно.

Я и забыла, что он дорожит репутацией человека придирчивого.

— Вы правы. Публика там дрянная. А здесь все такие… Такие…

Трудно подыскать верное слово для моих, мягко скажем, немногочисленных посетителей.

— Родные, — подсказал он.

— Вот-вот!

Внезапно мне в голову пришла гениальная мысль. И сейчас же ушла. Не до нее теперь. Пускай вернется позже. Ресторан открыт уже полторы недели, а дело не сдвинулось с мертвой точки. В холодильнике изнемогают несвежие продукты. Испортилась превосходная говяжья лопатка. Увял лук-порей. Сгнили помидоры. Принося обильные жертвы помойке, я корчилась будто от жестокой боли, — меня грызла совесть. Кто-то постоянно наблюдал за мной, неодобрительно, с осуждением. Кто-то очень грозный. Возможно, я сама. Бывает, идешь по темной пустой квартире и с ужасом ловишь в зеркале чей-то взгляд. Обольешься холодным потом и не сразу сообразишь, что это твое собственное отражение. Да, скорей всего, взыскующее око, следящее за каждым моим шагом, на самом деле, — око мучительницы-совести, это она вечно судит меня безжалостно и сурово. Я снова посмотрела на Венсана, который, принеся мне свои увядшие цветы, подарил им вторую жизнь, и тут меня пронзила еще одна гениальная мысль. «Его влияние благотворно», — поняла я. Он мой источник вдохновения. Моя муза. Но поскольку Венсан мужского пола, я окрестила его про себя «музоном». Я чувствовала, что ему хотелось бы расспросить меня о личной жизни. Например, выяснить, замужем я или нет. Женщина не должна оставаться одна, это ему и с коммерческой стороны невыгодно: сама себе цветов она не купит.

— Так вы вложили весь капитал в ваше… ваше…

Похоже, никак слова не подберет. Неужели трудно догадаться, что «У меня» — ресторан? Неужели так никто и не сообразит, что здесь кормят, и к тому же недорого? Неужели все так и будут вечно проходить мимо… Правда, вывески нет. Нигде не написано «ресторан», «кафе-бар» или «закусочная». Нигде не написано «У меня», — не хватило времени, не было ни стремянки, ни краски. Зато есть витрина, грифельная доска с сегодняшним меню, столики и стулья, есть зеленый с золотом диванчик и моя драгоценная никелированная кофеварка. Черт! Как все по-дурацки вышло. Люди не поняли, что тут «У меня» такое! Венсан, Венсан, что бы я без тебя делала, мой музончик!

— Вы имеете в виду, в мой ресторан?

— Ну да, в ваше предприятие.

— Нет, продав чайную, я на все деньги купила акций. А это помещение приобрела в кредит, — мне захотелось пустить ему пыль в глаза.

— Ловко, — одобрил он и даже тихонько присвистнул.

У тружеников выживания свои сложности: входя в образ, им не следует увлекаться, а я мигом преобразилась в бизнес-леди. Тут же освоилась с новой ролью, мысленно надела строгий костюм, изящные туфельки на каблуках. Даже собралась рассказать, будто я замужем за преуспевающим адвокатом, — у нас пятеро детей, мы католики, само собой, не ортодоксы, но люди строгих правил. В общем, сочинила семью под стать амплуа. Но вовремя удержалась: версия не выдерживала критики, если принять во внимание, что на самом деле на мне дырявый фартук и поношенные вельветовые джинсы. И на голове не новомодная прическа, а воронье гнездо. Какая уж тут леди, скорее, индейская скво, только вчера с гор спустилась, или бродячая цыганка-гадалка. Вопреки расхожему мнению, труженикам выживания избыток фантазии ни к чему. Пусть выдумщики витают в облаках, строят воздушные замки, свято верят собственным вымыслам и по ходу дела втирают очки слушателям. Мне важнее твердо стоять на земле. А кто я и где я — не важно.

Кофе мы допили. Что дальше?

— Вы любите читать? — неожиданно спросил Венсан.

Словно всадил мне нож в сердце, да еще повернул его. Боль невыносимая. Я стиснула зубы. И ничего не ответила. Не смогла ответить.

Он встал и прошелся по залу.

— Довольно необычно, — заявил он. — Полки с книгами в вашем… Вашем… Неужели вы их все прочли?

На ходу он взял с этажерки напротив диванчика одну из тридцати трех книг, что я так любовно расставила.

— «Страдания юного Вертера», — прочел он вслух. — Вот скукотища! А это что такое? «Те vild palms». Не пойму, по-английски или по-немецки? Сколько же языков вы знаете? А вот, наконец, в моем вкусе: «Королевство эльфов». А про хоббитов вы слыхали? У вас тут и детские есть. «Алису в стране чудес» я, кажется, читал, когда был маленьким. Нет, пластинку слушал. Помните, были такие книжки-пластинки? Очень удобно, если ребенок не любит читать и родителям некогда… Но вы-то, наверное, всегда читать любили. И все-таки я удивляюсь, деловая женщина, и вдруг…

Сейчас он все испортит. Откроет, станет читать и убьет чудесный запах старинных пожелтевших страниц зловонием изо рта. К счастью, не открыл. Он нелюбопытен и к тому же аккуратен до крайности. Как никак владелец цветочного магазина. Товар у него хрупкий, живой, умирает при малейшей неосторожности. Венсан спросил, люблю ли я читать, но ему наплевать, что я отвечу. И это к лучшему. Иначе его магазин открылся бы на час позже. Ведь в двух словах всего не объяснишь. А так я могла спокойно молчать и слушать его болтовню. Ему оставалось еще минут десять, и он с удовольствием заполнял их словами, безобидными и пустыми. Я ему не мешала. Пусть себе разглагольствует. Мне вспомнилась моя любимая книга, здесь, на полке, ее не было, я не могла ее взять с собой, я ее потеряла и, наверное, горько оплакивала бы потерю, если б не верила, что однажды она ко мне вернется. Когда-нибудь мне ее принесет посланец из прошлого. Гонец доставит любимую книгу в последнем акте, под самый занавес, как в пьесе Шекспира. Сама я не смогу купить такую же, поскольку не помню ни автора, ни названия. «Как же так?» — спросите вы. Согласна, дико, тем более что я перечитывала ее много раз. У меня есть некоторые странности. Неврологического свойства. «Неврологического», а не «психического» (терпеть не могу это слово). Да, я забываю названия книг. Путаю авторов. Сейчас, к примеру, упомянула Шекспира, но, вполне возможно, подразумевала Мольера или Ибсена. В пределах тридцати трех томов моей передвижной библиотеки я еще ориентируюсь. А дальше — полный хаос, неразбериха, из которой я извлекаю бесчисленные сокровища. Венсан как раз проводил сравнительный анализ разных систем проигрывателей, когда мне вспомнилась моя любимая книга, философский трактат. Больше всего я любила там рассуждение о собаках. По мнению автора, собака — не животное. Автор (не знаю, он или она: помимо имен я забываю также и пол) утверждает, будто собака — обобщенное понятие, концепт. Доберман не имеет ничего общего с кокером-спаниелем, а тот вовсе не похож на чи-хуа-хуа. Сенбернар теоретически мог бы полюбить пекинеса, но возможно ли это на практике? Да и желательно ли? С точки зрения зоологии сенбернар и пекинес принадлежат к одному виду, но в жизни они не пара — это ясно всякому. Тем более удивительно, что трехлетняя дочь мыслителя или мыслительницы (мгновенный переход от общих рассуждений к случаям из собственной жизни наводит на мысль об англосаксонском происхождении автора), гордясь, что может различать животных и называть их, радостно тычет пальчиком и лепечет: «Собачка!» — указывая на совершенно несхожих между собой зверей. При этом толстого огромного кота она «собачкой» не назовет. И самого крошечного пони, вдвое меньше дога, с «собачкой» не спутает. Она безошибочно узнает собаку. Даже молчащие, бесхвостые, с подрезанными ушами, облаченные в комбинезончики для прогулок в непогоду, собаки не теряют концептуальной идентификации. Рассуждение логически небезупречно, но я расстроилась не на шутку. Что же делать с концептуальной идентификацией «У меня»? Венсан не сумел определить, что я открыла. Он не назвал рестораном место, где мы пили кофе, и я почувствовала себя собакой вне концептуальной целостности, единственной в мире собакой, которую трехлетние дети путают с котом и медвежонком. «Как же меня угораздило оказаться в таком незавидном положении?» — с горечью спросила я себя.