Двое на дороге (сборник) - Евгений Рогачев Страница 5

Колька махнул рукой и отправился по своим делам. Старик постоял еще немного и пошел в дом.

Ближе к обеду почтальонша Клавка принесла наконец долгожданную телеграмму. Старик, дремавший к тому времени под раскидистой черемухой, встрепенулся, услышав знакомые шаги. В деревне редко кто выписывает прессу: не по карману. Поэтому визит почтальона часто означает весточку от родных.

Женщина села на скамейку напротив старика, положила сумку на колени.

– Здорово, дед. Все дрыхнешь?

– Да так, кимарнул немного. Что-то разморило меня после обеда.

Клавке, а вернее, Клавдии Петровне, шел пятьдесят шестой год. Находясь на пенсии, она все равно продолжала работать: молодежь в деревню не загонишь, да и на оклад такой особо не разживешься. Вот и приходилось ей таскать тяжелую сумку. Но она не роптала. С годами пообвыклась, по-своему даже полюбила эту работу. Что и говорить: отдала ей всю свою сознательную жизнь. Благодаря общительному характеру была в курсе деревенских новостей и знала почти всех жителей по именам. Муж ее погиб. Лет десять назад, глубокой осенью, поехал на рыбалку и не вернулся. Тело долго искали, но так и не нашли. С тех пор Клавдия и вдовствовала, живя одна. Правда, года три назад сошлась с одним шабашником, из города. Они тогда строили здание новой фермы. Вначале все у них вроде заладилось. Даже под ручки по деревне пару раз ходили, на зависть местным кумушкам. Но строительство закончилось, шабашники разъехались. В том числе и ее ухажер, прихватив напоследок скромные Клавкины накопления. В деревне редко что удается утаить, потому и это событие вскоре стало достоянием общественности. Кумушки за глаза шушукались, а Клавка ходила с гордо поднятой головой, как будто ничего и не случилось. Постепенно этот случай стерся из людской памяти, но Клавдия с тех пор ни одного мужика к себе близко не подпускала.

– Телеграмма тебе, дед, из города. – Клавдия Петровна открыла большую черную сумку, достала бланк.

Старик бережно взял бумагу, поднес к глазам. Буквы расплывались, сливаясь в одну бесконечную строчку.

– Вот, что б тебя! Очки-то я дома, на комоде оставил. Клавочка, милая, прочитай за-ради бога. Может, там важное чего. От моих-то давно уже вестей не было. Все-таки вспомнили старика, не забывают.

– Да ладно, дед, успокойся, чего ты распереживался. Сейчас прочитаем. Тут всего-то одна строчка. Слушай: «Приеду 24 встречать не надо Сергей».

Старик, слушая, смешно причмокивал губами, как будто пробуя каждое слово на вкус. Повертел телеграмму в руках, еще раз поднес к глазам. Словно сверялся, правильно ли Клавдия прочитала ему текст, не обманула ли.

Та улыбнулась, наблюдая за этими манипуляциями. Среди местных старик выделялся некоторой странностью. У него не было близких друзей, знакомство ни с кем не водил. Жил почти отшельником. Только когда приезжали родственники из города, преображался: надевал лучший костюм, начищал до блеска ботинки и выводил всех на люди. В деревне особо ходить некуда, кроме как в магазин – центр всей деревенской жизни. Шли не торопясь. С каждым из встречных старик останавливался и заводил разговор – о чем-то малом, незначительном. Посещение магазина могло растянуться на полдня и превращалось в целое событие. Односельчане, зная эту странную особенность старика, не осуждали его. В целом он был незлобивым человеком и большого зла никому никогда не делал.

– Значит, двадцать четвертого внучок приедет. А сегодня какое?

– Девятнадцатое.

– Почти неделя еще. Хорошо. Поможет хоть забор поправить, а то скоро совсем уже завалится.

– Он же молоденький еще. Сколько лет-то ему, ты говорил? Четырнадцать?

– Уже пятнадцатый пошел.

– Все равно, мал еще. Успеет наработаться за свою жизнь. Пусть отдохнет здесь, на деревенских хлебах. На рыбалку вон пусть сходит или еще куда. А ты – «забор»!

– Ничего, пусть привыкает. Безотцовщина – некому учить уму-разуму. Мать с ним уже не справляется. Вот и отправляет сюда на все лето, подальше от городской жизни. Я тут намедни письмо получил. Да ты помнишь, сама приносила, я еще на сенокосе был. Так вот, дочка пишет, что Сережка, внук-то, покуривать начал. Спрашивала совета, как быть. Я ей и отписал, чем ему по подворотням прятаться и чинарики собирать, пусть лучше в открытую курит. И выслал ей сто рублей. Я сам начал курить в пятнадцать лет, а в пятьдесят бросил, как отрезал. Правда, по первости тяжело было, все портсигар с собой таскал. Вытащу, бывало, из кармана, поверчу в руках и положу обратно. Так и бросил. И он, подойдет время, тоже бросит.

Такая словоохотливость была необычна для старика. Насидевшись один в пустом доме и соскучившись по человеческому общению, он хотел выговориться. Клавдия слушала его, не перебивая. Эта способность слушать и снискала ей уважение среди сельских жителей.

– Вот приедет внук, как раз клубника поспеет. Он любит ее, клубнику-то. Она аккурат спеет к его дню рождения. Я и не трогаю грядки до его приезда, пусть сам в них ковыряется.

– А дети-то что, не ездят к тебе?

– Да как не ездят! В прошлом годе только были. Сперва сын приезжал. С двумя внуками. Только он недолго побыл, неделю всего. Машину дров помог расколоть, да и так, по хозяйству кое-что успели сделать. Он в городе большой начальник, люди его уважают. Вот урывками и приезжает, когда сможет. Затем дочка приехала. Та долго гостила. Месяца полтора. Настирала, намыла мне все. Большую комнату переклеила новыми обоями. Красиво теперь. Я как зайду, так любуюсь. Глаз не оторвать. Одним словом, навела порядок. Ну, а сейчас внук приедет. Во как. – Старик поднял кверху большой палец и сказал: – Чего греха таить, повезло мне с детьми, не забывают родителей. Нет большего зла, чем позабыть свой отчий дом, свои корни.

Старик, о чем-то задумавшись, замолчал. Клавдии Петровне показалось даже, что он снова задремал. Она тронула его за руку.

– Дедусь, спишь что ли? – осторожно позвала.

Тот встрепенулся, как ни в чем не бывало, нашарил рукой клюку, тяжело поднялся.

– Что я тебя, Клава, на улице держу? Хватит на солнцепеке седеть, пойдем в дом. Я тебя конфетами свежими угощу. Вчера в магазин ходил, а там как раз завоз был. Вот по случаю и прикупил. Заодно и расскажешь, что в деревне нового.

Клавдия Петровна тоже поднялась, перекинула тяжелую сумку через плечо.

– Некогда мне с тобой чаи распивать. Еще пять домов обойти нужно, да и так дел по горло.

– Да ладно. Подождут твои дела. Не так часто ты к старику и захаживаешь. Пойдем.

Шаркая ногами, по деревянным мосткам пошел к дому. Клавдия Петровна не знала, что и делать. На сегодня дел было запланировано много. Но по такой жаре не хотелось никуда идти. Посмотрев на часы, решила, что полчаса у нее есть, и направилась вслед.

Старик шел не спеша, опираясь на клюку. Одна из досок на мостках провалилась, образуя яму в настиле. Остановился, горестно покачал головой.

– Осторожно, Клава, не провались, – сказал, не оборачиваясь. – Совсем мостки сгнили. Ну, да ничего. Приедет внук, заменим доски.