Круг замкнулся - Джонатан Коу Страница 5

Вероятно, преследование длилось меньше минуты, но мне чудилось, что много дольше. А потом удача опять изменяет мне. Мы подъезжаем к светофору, там, где дорога разветвляется на две полосы; горит красный. Я останавливаюсь на внутренней полосе, тип в «мазде» со скрежетом тормозит рядом, дергая за ручной тормоз, и не успеваю я глазом моргнуть, как он выскакивает из машины. Я ожидала увидеть здоровенного бугая с шеей толще головы, но этот «мачо» — субтильный дохляк, росточком он тоже не вышел. Впрочем, я толком не помню, как он выглядит, потому что все, что происходит потом, я воспринимаю словно сквозь туман. Сперва он принимается стучать в мое окно. На секунду я поворачиваюсь к нему, вижу искаженную бешенством физиономию, после чего смотрю только прямо перед собой: скорей бы загорелся зеленый — и сердце мое колотится так, будто вот-вот разорвется. Теперь он уже кричит — обычный набор: дура, сука долбаная; я не разбираю слов, они для меня просто шумовая завеса… И внезапно я больше не могу ждать, пока сменится свет, а, поскольку никого не вижу на поперечной дороге, еду прямо на красный, но вдруг слева появляется автомобиль, и водителю приходится резко сворачивать, чтобы избежать столкновения со мной, визжат тормоза, клаксон орет дурным голосом, но все это скоро остается позади, потому что я мчусь как сумасшедшая, уже не обращая внимания, на какой скорости еду, и лишь оказавшись далеко за городом, я обнаруживаю, что стекло с моей стороны мокрое, хотя дождя нет, и тут я понимаю, мто тот тип успел оплевать его, прежде чем я рванула прочь. Вот это номер.

Вдоль шоссе встретилось несколько парковок, но я не свернула ни на одну, боялась, а вдруг он бросился в погоню и, если увидит меня на парковке, остановится и постарается довершить начатое. Так что я ехала и ехала, что, конечно, было безумием, ведь всю дорогу до Бирмингема я плакала, и тряслась, и беспрестанно оглядывалась, не подбирается ли ко мне сзади спортивная «мазда», пылая фарами, изготовившись к бою.

Другая женщина на моем месте, возможно, не стала бы спасаться бегством, но ответила бы обидчику тем же. Но честное слово, открой я окно, думаю, он ударил бы меня. Он был не в себе, абсолютно не соображал, что делает. Никогда прежде я не видела…

Стоп. Хотела написать, что никогда прежде не видела мужчину в таком состоянии, а это неправда. Верно, я лишь на долю секунды задержала взгляд на орущей физиономии водилы, но этого хватило, чтобы встретиться с ним глазами, — да, я видела прежде такую же ненависть в глазах мужчины, один раз в жизни. Случилось это в Италии каких-нибудь полгода назад. Но это совсем другая история, и я приберегу ее до завтра: у меня уже пальцы одеревенели.

Как тихо в доме. Только сейчас заметила. Только сейчас поняла, что скрип моей ручки был единственным звуком, нарушавшим тишину.

Спокойной ночи, Милая Мириам. До свидания.

В моей прежней спальне

Сент-Лоренс-роуд Нортфилд

Воскресенье, 12 декабря 1999 г.

Позднее утро

Итак, моя «большая» сестра, угадай, где сейчас папа и почему весь дом оказался в моем полном распоряжении на целых два часа? Разумеется, ты с ходу догадаешься. Отец в церкви! Полирует свои человеческие качества. И я бы только приветствовала его старания, если бы от них был хоть какой-нибудь толк. Вот уже шестьдесят лет каждую неделю без пропусков папа посещает воскресную службу (о чем он напомнил мне утром за завтраком), и, по-моему, результат нельзя назвать выдающимся. По правде говоря, если это все, чего церковь сумела добиться за шестьдесят лет, пора требовать деньги назад.

Но нет, вмешиваться в папины дела мы не станем — пустая трата времени. К тому же мне осталось высидеть лишь одну трапезу в его компании — кошмарный воскресный обед, — после чего меня здесь уже не будет. Я вздумала себя побаловать и сняла номер в «Хайят-Риженси» на двое суток, в новом и самом шикарном отеле Бирмингема: двадцать с лишним этажей, возведенных вплотную к, Симфоническому залу и комплексу «Бриндли». В пятницу я гуляла в этой части города, с трудом ее узнавая, настолько все тут переменилось по сравнению с семидесятыми. Раньше вокруг каналов тянулись пустыри, куда ни посмотри. Теперь же бары и кафе стена к стене, и каждое заведение блестит, сверкает — глаз не оторвать. И опять я повсюду наблюдала эти таинственные встречи и переговоры.

Но может, тебе лучше меня известно, что здесь творится. Может, ты была тут год или два назад. А то и в пятницу утром пила кофе с друзьями в «Баре номер один». Кто знает?

Хотя я лишь на секунду взглянула на того типа, что орал и плевался на меня вчера только по той причине, что ему просигналили, я все время об этом думаю. Я уже говорила, что его рожа напомнила мне об одном случае, которому я была свидетелем этим летом в Италии. Тогда я впервые видела, чтобы мужчина настолько утратил контроль над собой. На это было страшно смотреть (а я не просто смотрела, но находилась в самой гуще событий), однако последствия в некотором смысле оказались еще хуже: случившееся привело меня прямиком в объятия Стефано. Ну и где я теперь?

Кажется, с тех пор целая жизнь прошла.

Лукка со всех сторон окружена горами, но самые живописные места расположены на северо-западе. Средь лугов, на высоком склоне со сказочным видом на город (один из самых красивых в Италии), реставрировали старую ферму — от основания до крыши, изнутри и снаружи. Реставрацию заказал британский бизнесмен по имени Мюррей, но он лишь оплачивал счета, работами руководила его жена, Лиз. Архитектора же, наблюдавшего застроительством, звали Стефано. Лиз ни слова не говорила по-итальянски, а Стефано по-английски, вот почему на сцене появилась я. Меня пригласили переводчиком — устным и письменным, — и на полгода Лиз Мюррей стала моей начальницей.

Наверное, кто угодно слегка обалдеет, когда спустя два дня после подписания контракта обнаруживаешь, что твой босс — законченная стерва. Сказать, что у Лиз был дурной характер и что она ругалась не закрывая рта, значит ничего не сказать. Это была наглая самодовольная дура из Северного Лондона, которая от души, безоговорочно презирала тех, кто на нее работал, — да и все остальное человечество тоже, насколько я могла судить. Имелся ли у нее заплечами какой-нибудь рабочий стаж, этого я так, и не выяснила; на моих глазах она не проявила таланта ни в чем, разве что в искусстве запугивать людей и помыкать ими. К счастью, моя работа была вся на виду и я хорошо с ней справлялась, профессионально, во всяком случае; и пусть я ни разу не услышала ни единого слова благодарности и мне постоянно указывали на мое место подчиненного, Лиз по крайней мере на меня не кричала. Но Стефано приходилось мириться с беспардонной руганью (которую я должна была переводить), и строителям тоже. В итоге их терпение лопнуло.

Это случилось в среду, если не ошибаюсь, в самом конце августа. На пять вечера назначили совещание на стройплощадке. Стефано, Лиз и я приехали к ферме каждый по отдельности. Прораб Джанни уже ждал нас, взмокший, уставший. Он работал целый день вместе с четырьмя другими парнями. Сроки окончания строительства были продлены на несколько недель, и, наверное, рабочие мечтали об отпуске, ведь вся Италия в ту пору отдыхала. Жара стояла неописуемая. В такую жару нельзя работать. Но в последние дни рабочие прямо-таки из кожи вон вылезли: вырыли огромный бассейн и почти полностью его облицевали. Только плиточные работы заняли три дня, а каждая плитка нежных голубых оттенков была размером в пять сантиметров. Выглядел бассейн изумительно. Но — не все так думали.