Заир - Пауло Коэльо Страница 5

Трое суток мы провели с глазу на глаз. Смотрели на море, ястряпал, она рассказывала мне всякие забавные случаи из своей журналистскойпрактики и вот в конце концов влюбилась в меня. Вернулись в город, она сталарегулярно ночевать у меня. Как-то утром она ушла раньше обычного, а вернуласьсо своей пишущей машинкой: с этого дня, без объяснений и признаний, мой домстал превращаться в ее дом.

Пошли обычные и привычные споры и ссоры — как и всем еепредшественницам, ей хочется стабильности, верности, а я вечно ищу приключенийи новых неизведанных ощущений. Но на этот раз наша связь оказалась длительной,и все же спустя два года мне показалось, что наступило время ей перевезтиобратно свою машинку и все прочие вещи.

— Думаю, это будет правильно.

— Но ведь ты меня любишь, и я тебя люблю. Разве не так?

— Не знаю. Если спросишь, хорошо ли мне с тобой, я отвечу:«Да». Но если спросишь, смогу ли я жить без тебя, я отвечу то же самое.

— Я никогда не жалела, что не родилась мужчиной, мненравится быть женщиной. В конечном счете все, чего вы требуете от нас, этоумение сносно готовить. А вот мы требуем от мужчин всего, всего решительно —чтобы добычу приносил, и любовником был, и защищал, и оберегал, и кормил, ичтобы при этом был человеком успешным.

— Не о том речь — я сам себя вполне устраиваю. Мне хорошо стобой, но я уверен, что ничего из этого не получится.

— Тебе хорошо со мной, а с самим собой — не очень. Тынеустанно ищешь приключений, чтобы отвлечься от чего-то важного. Тебе нужнопостоянно впрыскивать в кровь адреналин, ты забываешь, что в жилах должна течькровь — и ничего больше.

— Я не отвлекаюсь от важного. Да и что, по-твоему, важно?

— Написать книгу.

— Я могу взяться за это хоть сейчас.

— Вот и возьмись. Потом, если захочешь, мы расстанемся.

***

Ее подначка кажется мне полной чушью — я способен написатькнигу в любой момент: у меня есть знакомые издатели, журналисты, люди, многиммне обязанные. Эстер боится меня потерять, этим все и объясняется. Довольно,говорю я, наши отношения подошли к концу, и речь не о том, что она считает,будто делает меня счастливым. Речь о любви.

А что такое любовь, спрашивает она. Больше получаса яраспространяюсь на эту тему, а потом понимаю, что определить любовь не могу.

Что ж, говорит она, если не можешь определить, что такоелюбовь, попробуй написать книгу.

При чем тут книга? Что общего между книгой и любовью? Ясегодня же уйду отсюда, а она может оставаться здесь, сколько ей будет угодно.Я поживу в отеле, пока она не подыщет себе другое жилье. Отлично, говорит она,с ее стороны возражений нет, я могу идти хоть сию минуту, и не позднее, чемчерез месяц она отсюда съедет. Собирай чемоданы, а она пока почитает. Ужепоздно, уеду завтра утром. Нет, она предлагает не тянуть и не откладывать,утром я могу потерять решимость. Ты так мечтаешь от меня избавиться, спрашиваюя. Со смехом она отвечает, что это моя инициатива. Мы идем спать, а утром мнеуже не так сильно хочется уйти, я считаю, что должен все хорошенько обдумать.Эстер, однако, вовсе не считает, что вопрос исчерпан: подобные эпизоды будутповторяться, она будет несчастна и тогда в свой черед захочет бросить меня. Нотолько в этом случае намерение немедленно будет претворено в жизнь, и онатотчас сожжет за собой мосты. В каком смысле, спрашиваю я. Влюблюсь, заведулюбовника.

Она уходит в свою редакцию, а я решаю устроить себе выходной(помимо сочинения текстов, я работаю в компании грамзаписи) и усаживаюсь замашинку. Потом встаю, листаю газеты, отвечаю на письма: сперва — на важные, акогда важных не остается — на все прочие. Записываю дела на завтра, слушаюмузыку, слоняюсь по улицам моего квартала, завожу разговор с булочником,возвращаюсь домой. День прошел, а я не сумел выдавить из себя ни единой фразы.И прихожу к выводу о том, что ненавижу Эстер, которая заставляет меня делатьто, что мне делать не хочется.

Вернувшись из редакции, она, ни о чем не спрашивая, уверенноговорит, что я ничего не написал, потому что взгляд у меня сегодня — такой же,как вчера.

Завтра буду работать, думаю я, но все же вечером вновьсажусь за письменный стол. Читаю, смотрю телевизор, слушаю музыку, опятьвозвращаюсь к машинке — и так проходят два месяца: стопа бумаги с «первойфразой» растет, а я не в силах завершить абзац.

Исчерпаны все мыслимые объяснения — в этой стране никтоничего не читает, я еще не придумал сюжет, я придумал превосходный сюжет, нопока не знаю, как следует развить его. Помимо всего прочего, я страшно занят —я сочиняю очередную статью или стихи для очередной песни. Проходит еще двамесяца — и вот Эстер появляется на пороге, держа в руке авиабилет.

«Хватит, — произносит она. — Хватит притворяться, что тызанят, что ты ответственнейшим образом относишься к своим служебнымобязанностям, что все человечество нуждается в том, что ты делаешь. Улетай навремя».

Я могу стать главным редактором газеты, где время от временипечатаю репортажи; а могу — президентом компании, для которой мастерю тексты —и где меня держат потому лишь, что не хотят, чтобы переманили конкуренты. Явсегда могу вернуться и заняться тем же, чем занят сейчас. А вот мечта моябольше ждать не может. Надо либо исполнить мечту, либо позабыть ее. И куда жемне лететь? В Испанию.

Разбиваю несколько стаканов, доказывая, что билеты стоятдорого, что я не могу сейчас отлучиться, что это поставит под удар мою карьеру,что потеряю партнеров, что проблема не во мне, а в наших отношениях. Если язахочу написать книгу, никто и ничто не помешает мне.

«Ты можешь, ты хочешь, однако же не пишешь, — говорит она. —А поскольку, что бы ты ни утверждал, дело все-таки в тебе, будет лучше, есликакое-то время ты побудешь один».

Она показывает мне карту. Итак, я долечу до Мадрида и тамсяду в автобус, который отвезет меня в Пиренеи, на границу с Францией. Тамначинается проложенная еще в Средневековье дорога — путь Сантьяго: ее придетсяодолеть пешком. В конечной точке меня будет ждать Эстер.

А сейчас она согласна со всем, что я говорю, — и что яразлюбил ее, и что еще недостаточно прожил, чтобы посвятить себя литературе безостатка, и что думать больше не желаю о том, чтобы стать писателем, и что всеэто — не больше чем отроческие мечты.