Третий выстрел - Никколо Амманити Страница 5

Елена Палеолог-Росси-Строцци, стопроцентная гетеросексуалка, и та не отказала бы себе кое в чем со своей любимой клиенткой.

Она оглядела себя: худущая, как эфиопская бегунья, плоская, как электрокардиограмма покойника, ростом с мальчика-жокея с Контрада дель Бруко… Спрашивается, почему, Отец Предвечный, все свои дары Ты распределяешь хрен знает как?

— Ну, так что же мне надеть? — спросила Сомаини.

— Чем меньше, тем лучше, сокровище мое…

В 19.42 Сарторетти-Хименес был готов.

Он уселся в автомобиль, Бокки и Мбума подтолкнули его по набережной, он включил вторую передачу и тронулся.

Аттик Симоны Сомаини находился в престижном квартале Париоли, на улице Кавальере д'Арпино, слава богу, на спуске.

Сарторетти позвонил в пятнадцатый номер. Ему ответил хрипловатый голос прислуги-филиппинки:

— Слушаю.

— Soy Расо. [8]

— Госпожа сейчас спустится.

Сердце комика запрыгало где-то в пищеводе. Он расхаживал взад-вперед, повторяя про себя: «Ты справишься. Ты справишься!»

Сомаини в лифте тоже твердила себе: «Ты справишься. Ты справишься!» Она бросила на себя последний взгляд в зеркало. Наверное, даже с точки зрения парней с Кастрокаро, это выглядело слишком. Она была практически голой. Двери лифта распахнулись, и она, вдохнув, застучала каблучками по мраморному вестибюлю.

Когда ей повстречался инженер Качча, который возвращался с вечерней прогулки со своей лайкой-маламутом, собака шарахнулась в сторону и чуть не сорвалась с поводка.

Актриса открыла калитку [9]и вышла на улицу. Пако не было видно. Перед ней торчал какой-то тип, одетый негром. Карнавал, что ли? Да нет, вроде еще июнь. Однако лицом он явно походил на Хименеса. Только выглядел как после сыпняка. На ее памяти Пако был много привлекательнее и в лучшей форме. И потом, она точно помнила, что Хименес натуральный блондин, а у этого волосы выкрашены перекисью и на лбу залысины.

Но не время было создавать себе проблемы.

Футболист подошел к ней:

— Olà… chica… [10]

— Привет, Пако. Я немного волнуюсь: все-таки знакомлюсь с Золотым Мячом. — Она подошла ближе и подставила щеку для поцелуя.

Пако ограничился рукопожатием:

— Tambien tambien… vamos! [11]— Он указал на нечто о четырех колесах, припаркованное во втором ряду.

Симоне не удалось скрыть разочарования.

— No te gusta? Es un carro vintage. Es muy de moda a Londra… saves quanto costa? [12]

Симона помотала головой.

— Mas… Muy mas! [13]

Удивленная Сомаини полезла в автомобиль, и ее обдало запахом чеснока и жаркого.

Не включая двигателя, Пако снял машину с передачи, и она заскользила вниз по уклону улицы. Потом шикарным жестом врубил вторую передачу, и автомобиль, кашлянув, завелся. Таинственным светом зажглась приборная доска, осветив леопардовые чехлы на сиденьях.

— Esto es un carro, chichita! [14]

Паоло Бокки, оседлав «фантик-кабаллеро» [15]зятя Сарторетти, следовал за «мирафьори-131» как тень. Покашливая, автомобиль повернул к проспекту Бруно Буоцци.

План, который обдумывался в камере два года, начал осуществляться.

Его сокровище лежало совсем близко.

Сарторетти был хорош. Он был просто великолепен!

Флавио Сарторетти вел машину и мучился. Никогда еще он так остро не чувствовал себя изгоем.

Из-за этого ублюдка футболиста, лишенного чувства юмора, его сослали на задворки блистающего мира сцены. В этой сумеречной зоне ему доставались праздники пельменей, вечеринки в провинциальных ночных клубах и конкурсы красоты в деревнях.

А теперь за какие-то гроши он снова вынужден подражать своему злому гению.

В былые времена он бы эту Сомаини в узел завязал, сжевал бы, как тартинку.

Он посмотрел на себя в идиотском одеянии африканского торгаша и прикинул, как будет разыгрывать этот низкий фарс…

— Кто делал рисунок в стиле «фолк» на твоем костюме, Пако? — Голос Сомаини ворвался в переплетение его мыслей.

— Es un stilista magrebbinio. Muy famoso… [16]— ответил он, запретив себе поворачиваться. Если он поглядит еще раз на эти груди, он ее трахнет прямо тут, на Квадратной площади.

Он быстро посмотрел в зеркало заднего вида.

Бокки не отставал, прилипнув к седлу «кабаллеро».

Японский архитектор Хиро Итоки спроектировал ресторан «Реджони» в виде итальянского «сапога» в миниатюре. Если посмотреть на него сверху, вытянутое здание имело форму и пропорции италийского полуострова со всеми островами. Внутри оно разделялось на двадцать залов, соответствовавших формой и кулинарным искусством каждому из итальянских регионов. Столики именовались названиями городов. Сарторетти и Сомаини провели в «Сицилию», в самый отдаленный и обособленный уголок, в пяти метрах от «Калабрии».

Особенность ресторана заключалась в том, что никто никому не морочил голову автографами и фото в различных позах: клиентура тщательно отбиралась.

Для них был заказан столик «Сиракузы», который располагался за огромным аквариумом с лангустами, груперами и муренами. Их встретила официантка в традиционном костюме сицилийских женщин.

За столиком «Катания» сидел президент Национального олимпийского комитета Италии с дамой. Увидев входящего Пако Хименеса в африканской тунике, он выпалил:

— Эй, Пако, ты что, только что высадился в Лампедузе? — и восторженно захохотал над своей шуткой.

— Olà, chico… [17]— процедил сквозь зубы Сарторетти.