Дорога-Мандала - Масако Бандо Страница 49

Добираясь в Тибаси на велосипеде, Сидзука даже взмокла от пота. Заплутав в городе, она наконец-то добралась до ворот дома Нонэдзава.

Переводя дух, она позвонила. В дверях показалась Такико. На ней было красивое трикотажное платье с узорами голубого, жёлтого и зелёного цветов, она была накрашена и даже надела серьги. Видимо, куда-то собиралась.

— Простите, я заблудилась и опоздала, — извинилась Сидзука, приехавшая много позже назначенных трёх часов.

Подходящего по времени автобуса не оказалось, и она приняла опрометчивое решение поехать на велосипеде и заодно размяться. Дорога среди рисовых полей, по которой она думала срезать путь, вывела не туда. Перепутав направление, она исколесила почти весь город.

— Не переживай. Я свободна до пяти. У нас ещё есть время, — спокойно сказала Такико.

Прошло уже два дня, как от Асафуми, отправившегося по Дороге-Мандала, не было никаких вестей. Обеспокоенная Сидзука позвонила его родителям в Тибаси, и Такико пригласила её, чтобы посоветоваться.

Сидзука вошла в прихожую с начищенными до блеска полами.

— Добро пожаловать, Сидзука, — появилась из коридора Михару.

Похоже, она только что вернулась с работы и всё ещё искрилась оживлением.

— От Асафуми никаких вестей? — спросила она, снимая джемпер.

Сидзука отрицательно покачала головой. Такико пригласила их обеих на кухню. Сидзука села за огромный обеденный стол, и Михару принялась заваривать чай в фарфоровом чайнике. Просторная кухня была залита лучами послеполуденного солнца. И расставленные на полках белоснежные тарелки, и чашки, и кофейник, и виниловая скатерть на столе отражали мягкий солнечный свет. За две недели, прошедшие с тех пор, как Кикуо с Коитиро отправились в торговую поездку, дом, в котором остались только женщины, успел пропитаться женской мягкостью.

— Сказал, что его не будет самое большее сутки, но ещё не вернулся, — пытаясь скрыть беспокойство, объявила Сидзука.

— Эта лесная дорога не настолько опасна, чтоб там могла случиться авария, — слегка наклонив голову и наливая кипяток в фарфоровый чайник, сказала Михару.

Доставая из холодильника фасолевую пастилу, Такико сказала с улыбкой:

— Когда торговцы лекарствами отправляются в поездку, от них обычно с неделю не бывает вестей.

— Но это не поездка для продажи лекарств! Он должен был только проверить, сохранились ли дома, внесённые в реестр.

— Может, он подружился с кем-нибудь из внесённых в реестр и задержался у них?

Такико, поставив перед Сидзука блюдце с пастилой, села за стол.

— Это пастила из лавки Кавада. Они нас угостили, попробуй хоть кусочек.

Сидзука терпеть не могла фасолевой пастилы. Тягучему вкусу красной фасоли она предпочитала вкус пирожных, но делать нечего, пришлось взять.

— Ведь вдоль этой дороги стоят несколько деревень, разве он не позвонил бы, если б что-нибудь случилось? — добавила Михару, разливая свежезаваренный чай.

Сидзука была расстроена их беззаботностью. Ладно Михару — для неё Асафуми был чужим человеком, братом мужа, но для Такико речь шла о родном сыне. Удивительно, что она была так спокойна, когда её сын находился неизвестно где. Возможно, заметив растерянность невестки, Такико, запив глотком чая пастилу и легонько стукнув себя в грудь, сказала:

— Сидзука, жена торговца лекарствами не может себе позволить волноваться из-за того, что её мужа нет дома каких-то два дня. Ведь он отсутствует и по двести дней в году!

Если взять за точку отсчёта двести дней, то два дня — это один процент. Пока Сидзука сомневалась, настаивать ли ей на своих гораздо более серьёзных опасениях, Такико, взяв инициативу в свои руки, сердечно спросила её:

— Чем говорить об Асафуми, скажи-ка лучше, как тебе-то живётся одной в этом доме?

Сидзука сразу вспомнила женщину, увиденную позавчера ночью в саду.

— Что-то случилось? — снова спросила Такико, заметив мелькнувшую по лицу Сидзуки тень.

— Этот сад… — колеблясь, начала Сидзука.

— Уж не появлялось ли привидение?

Сидзука заметила, как переглянулись Такико с Михару.

— Два дня назад я видела там похожую на привидение женщину. — Сидзука взглянула на обеих женщин.

Такико потянулась к чашке с чаем и, отхлебнув чаю, сказала как ни в чём ни бывало:

— Жившие там раньше Ядзаки говорили, что в саду кто-то появляется. Но они прожили там пятнадцать лет, так что, похоже, ничего серьёзного.

— Точно, к Ядзаки когда ни зайдёшь, всегда было шумно, не похоже, чтобы они чего-то боялись, — весело поддержала Такико Михару.

«Уж не стараются ли они обе успокоить меня?» — заподозрила Сидзука. Но Такико с Михару, похоже, больше не нашлись, что сказать, и в кухне воцарилось неловкое молчание. Стремясь хоть что-то извлечь из этой неопределённости, Сидзука спросила:

— Вы знаете, что сталось с Саей после смерти Рэнтаро?

Круглолицая Такико, слегка нахмурив брови, как и Асафуми, ответила, что Сая исчезла.

— Она не оставила никакой записки. Видимо, отправилась к своему единственному сыну Исаму, но с Исаму у нас нет никакой связи… Так что мы ничего не знаем о ней, — отрезала Такико, поглаживая чашку кончиками пальцев.

Сидзука подумала, что в доме Нонэдзава, как видно, обрадовались исчезновению Саи.

— Да-да, с тех пор дом стали сдавать Ядзаки, а что до жившей там прежде Саи, так мы подали заявление об её исчезновении, — припомнила Такико.

— Когда мы увидели регистрационную карточку, мы глазам своим не поверили! Там она значилась не под именем Сая, а как проживающая в Японии кореянка Канэ.

— Как, значит, она не была малайкой? — удивлённо спросила Сидзука.

Михару, похоже, ничего не знавшая о Сае, с интересом слушала их разговор.

— И мы, и все остальные считали её малайкой и были очень удивлены этим обстоятельством. В регистрационной карточке значилось место её рождения. Полицейские сделали запрос, не вернулась ли она туда. Но Симоносэки и его окрестности сгорели во время войны, адреса изменились, и полиции не удалось ничего выяснить.