Искусство наследования секретов - Барбара О'Нил Страница 49

– Вы сложены как классическая английская девушка. Восхитительно и соблазнительно.

Я лишь криво усмехнулась:

– Спасибо. Я давно уже с этим смирилась, но в четырнадцать лет было обидно и больно, что платья матери не налезали на тебя, будучи слишком маленькими.

– Понимаю, – Элен указала на ягоды: – От клубники вы не растолстеете.

Я снова взяла ягоду; ее кожица чудесного пунцового цвета была словно «простегана» семенами.

– Как они ладили – мама и бабушка?

– Не очень хорошо. Каролина была замкнутой… возможно, она впоследствии изменилась, но…

– Нет, она так и осталась одинокой волчицей.

– Удачное сравнение. Она любила поступать по-своему, и ей не нравились шумные сборища. Все эти приемы, вечеринки и тому подобное. Каролина хотела рисовать и читать книги. А графиня была незаурядной, выдающейся личностью. Так что ее дочери было легко оставаться в тени.

Я представила маму и бабушку в обеденной зале, за завтраком. Свет, струившийся в окна высотой до потолка. Картины на стенах. Тусклый блеск старинного стола. Мама юная и красивая. Моя эксцентричная бабушка в индийских шелках. И обе смотрят друг на друга осуждающе, неодобрительно.

Мне стало грустно.

– Я рада, что мои отношения с мамой были лучше.

– Не сомневаюсь, что вы были для нее большим утешением. Я вижу, как сильно вы ее любили.

– Да, любила, – поднеся клубнику к губам, я откусила кусочек. Вся клубничность вселенной заполнила мне рот, разум, все мое существо. Идеальная по сочности – не слишком водянистая, не чересчур сухая – эта клубничка еще и поразила меня сладостью. Более сладкой ягоды я в жизни не пробовала. От наслаждения я закрыла глаза: – Волшебно!

– Съешьте еще одну, – хмыкнула Элен.

Открыв глаза, я потянулась за новой ягодой.

– У меня такое чувство, будто я никогда раньше не пробовала клубники, – отчаянно стараясь не уплетать, а лакомиться, я отправила рот вторую ягоду, третью, четвертую: – Они потрясающие!

– Это английская клубника, – сказала Элен. – И я все же думаю, что вы больше похожи на свою бабку, нежели на мать.

– Виолетта тоже любила клубнику?

– Не знаю. Я имела в виду вашу чувственность.

Я чуть не зарделась краской смущения. А потом подумала: «К чему? Я была сластолюбкой. Иначе я не стала бы гурманом. И ничего тут не поделаешь».

– Интересно, а маме я напоминала Виолетту?

– Наверняка. Как будто Виолетта преследовала ее.

Пораженная, я взяла новую клубничку за хвостик:

– Звучит зловеще!

– Извините. Я не то имела в виду. Не обращайте на меня внимание.

Она сказанула это не со зла.

– Где вы купили такую клубнику?

– В фермерском ларьке близ Хотона.

«Ну, вот! Еще одно напоминание о том, что нужно садиться за руль».

– Плохо…

– Она по-всякому хороша – и со сливками, и в пироге.

– Нет ничего лучше свежих ягод. Я не говорила вам, что работаю редактором в кулинарном журнале? И веду постоянную колонку об отдельных ингредиентах. Я никогда не писала о клубнике. Упущение с моей стороны. Пора исправиться.

– Дадите прочитать?

– Да, – вздохнув, я облизала с пальцев сок. Ветерок затеребил колокольчики. – Одного не могу выяснить – что все-таки произошло? Почему мама отсюда уехала?

– Я была за рубежом, когда все это случилось. Но я точно знаю, что перед моим отъездом Каролина кое с кем встречалась. Она держала все в секрете, потому что ее брат не одобрил бы этого. Но я видела их вместе в Лондоне, и Каролина мне доверилась.

– Ее мать к тому времени умерла?

Элен, кивнув, нахмурилась:

– Надо проверить, но, по-моему, Виолетта скончалась в начале семидесятых.

– Значит, она была не такой уж и старой.

– Да.

Мне захотелось подождать, пока все это уляжется в моей голове. Но с губ уже слетел новый вопрос:

– И тогда титул перешел к маминому брату, Роджеру? О нем никто ничего не рассказывает. Так странно!

– Он был очень неприятным человеком. Что-то с ним было не так. Он обращался с Каролиной довольно жестоко, но ловко это скрывал. Она ненавидела его.

– Но продолжала жить в доме после смерти матери.

– А что ей оставалось делать? Ведь именно Роджер распоряжался деньгами.

Мне такая мысль даже в голову не приходила. Потому что я действительно рассуждала в духе своего поколения, исходя из определенных привилегий, которыми женщины пользуются в современном мире. Опустив глаза на стопку альбомов, я провела пальцем по верхнему:

– Это, и в правду, печально.

– Но, в конечном итоге, Каролина все-таки уехала из Розмера.

– Да. Но почему лишь через пару лет? Когда вы видели ее в Лондоне?

– Я была в Греции в 75-м. Выходит… в 76-м или 77-м году? Она повстречала мужчину. Но много о нем не рассказывала.

В задумчивости я прочертила пальцем круг на обложке альбома.

– Мог ли тот ее любовник быть вашим отцом? – напрямик спросила Элен.

Я вздрогнула.

– Нет. Мой отец был американцем. Я родилась в Сан-Франциско.

– Как интересно… Мне вот подумалось: а что, если они вместе сбежали в Америку?

– О, это было бы хуже всего! Если мама, наконец, обрела счастье, а потом потеряла его такой молодой?

Элен прикоснулась к моей руке:

– Извините меня. Я просто забылась. Стала рассуждать вслух. Я вижу, вы что-то еще принесли?

– Несколько старых маминых альбомов. Но теперь я вообще не знаю, что надеюсь выяснить с их помощью…

– Давайте глянем?

Один за другим я выложила альбомы на стол. Это была разнородная коллекция маминых работ нескольких периодов. Так я думала во всяком случае.

– Кажется, вот этот самый ранний, – показала я Элен квадратный альбом с эскизом птицы. На остальных набросках в альбоме тоже были изображены птицы – поющие, сидящие, летящие и чистящие перышки. Одна птаха даже купалась в ванночке для птиц.

А еще мама рисовала белок, божью коровку и многих прочих существ.

– Должно быть, Каролина рисовала это еще совсем юной, – сказала Элен. – Здесь нет той проработанности деталей, которую она освоила позднее.

Мы просмотрели все альбомы. Конечно, не постранично. Но достаточно для того, чтобы получить представление о каждом из них и о том, над чем работала мама. В одном были поля, деревья, облака. В другом мама продолжала изучение белок и птиц, зарисовывая их уже более детально. В третьем были рисунки самых разных глаз – и человеческих, и звериных. «А вот в этом мама начала изучать черно-белых кошек», – подумала я. Их глаза глядели на меня с каждой страницы, зачастую с очень странным выражением. Мне стало интересно, как маме удавалось подмечать такие взгляды. И, прежде чем перевернуть страницу, я пристально всмотрелась в глаза на открытом рисунке.