Дейзи Джонс & The Six - Тейлор Дженкинс Рейд Страница 49

Каждый человек в чем-нибудь особенно хорош. Мне лучше всего удавалось материнство.

Карен: В тот день Камилла сказала мне что-то вроде:

– Я живу той жизнью, которой хочу жить.

Причем произнесла она это с такой легкостью!

Грэм: Когда Камилла с близняшками ушли гулять, Билли усадил Джулию в контрольной комнате. Она болтала там и с Арти, и с Тедди, и со всеми остальными, пока мы по очереди что-нибудь записывали.

Джулии у нас было очень весело. Ей дали надеть наушники. И она стала такая забавная – в крохотном платьице и с «банками» на ушах. Волосы у нее были тогда еще совсем светлыми. А ножки – такими коротенькими, что даже не сгибались в коленках, когда она садилась, а торчали спичками вперед.

Карен: Я решила рассказать Камилле про нас с Грэмом. Мне хотелось услышать ее совет, чтобы разобраться, что мне делать дальше.

Я уже… Я никогда ему не говорила, но однажды утром у него на тумбочке заметила письмо от его мамы. Я даже не думала совать туда нос, но оно лежало прямо передо мной, и несколько строчек торчали наружу из конверта. Его матушка писала, что если он по-настоящему, мол, любит «эту девушку», то должен ей сделать официальное предложение. И меня это просто выбило из равновесия.

Грэм: Я хотел, чтобы у меня была семья. Не прямо тогда, конечно, – но, естественно, я хотел того же, что и мой брат.

Карен: И я спросила Камиллу:

– Скажи, а что бы ты подумала, если бы я спала с Грэмом?

Она сняла солнечные очки и посмотрела мне в глаза:

– Если бы ты спала с Грэмом?

– Ну да, если бы, – кивнула я.

Камилла: Он был влюблен в нее уже бог знает сколько времени.

Карен: Мы так и продолжали говорить в гипотетическом ключе. Камилла сказала, что она бы приняла в расчет то, что Грэм уже достаточно долго питает ко мне определенные чувства. О которых… я, пожалуй, подозревала, но не знала точно.

Камилла: Я сказала ей, что если она делит ложе с Грэмом и не испытывает к нему тех же чувств, что, как мне известно, испытывает он к ней, то… Кажется, я сказала Карен, что в таком случае ей следует с этим покончить.

Карен: Насколько помню, она сказала мне:

– Если ты сделаешь больно Грэму, то я тебя убью.

– А тебя не беспокоит, что Грэм тоже может сделать мне больно? – парировала я.

– Если Грэм разобьет тебе сердце, – ответила она, – то я его убью. Можешь не сомневаться. Но мы с тобою обе знаем, с какой стороны это может произойти.

Я восприняла ее слова немного в штыки, но Камилла все равно не изменила своей позиции. В отношении кого угодно она всегда очень хорошо знала, кто и что должен делать, и не стеснялась высказываться напрямик. И на самом деле страшно раздражало то, что она в итоге оказывалась права. И то, как она потом не упускала случая обмолвиться: «А я тебе говорила». Вот делаешь что-нибудь, чего она не советовала, и ничего не получается. И сразу начинаешь ежиться в ее присутствии, ожидая в любой момент услышать: «Я же тебе говорила». Причем ей всегда удавалось обронить это именно в тот момент, когда ты оказывался без защиты.

Камилла: Если ко мне приходят и спрашивают совета, а потом ему не следуют и все идет наперекосяк, в точности как я и предполагала, – так что я должна, по-твоему, говорить?

Карен: Я заявила ей:

– Грэм уже взрослый человек. Он сам способен справиться с тем, во что ввязался. И не мне решать за него.

– Нет, тебе, – возразила Камилла.

– Нет, не мне, – твердо ответила я.

Камилла: Тогда я снова сказала ей:

– Нет, тебе.

Карен: И так мы продолжали с ней переговариваться, покуда я не сдалась.

Дейзи: Мы записывали песню, и Джулия сидела в контрольной. В тот день они все вместе приехали проведать Билли. Почему-то забарахлил микрофон, и я сидела ждала, пока его отладят.

От нечего делать я заглянула в контрольную комнату и спросила у Джулии, не хочет ли она печенья. Та стянула с головы наушники и ответила:

– А мне папа разрешит?

Это было так мило!

Тогда Тедди наклонился к кнопке связи и сказал:

– Джулия интересуется, можно ли ей поесть печенья.

Билли в своей кабинке тоже подался к кнопке и ответил:

– Да, можно. – А потом добавил: – Только убедись, что это… нормальное печенье.

Я взяла Джулию за ручку, и мы пошли с ней в кухню. Там взяли печенье с арахисовым маслом посередине и разъединили надвое. Джулия сообщила, что она любит ананасы. Я это запомнила, потому что тоже люблю ананасы, и сказала ей. Она так обрадовалась тому, что у нас есть с ней что-то общее! Я ей сказала, что мы с ней как-нибудь непременно съедим на пару ананас. Потом в кухню пришла Карен, а Камилла позвала Джулию, и я отвела ее к матери. Джулия помахала мне ладошкой на прощанье, а Камилла поблагодарила за то, что я присмотрела за девочкой.

Камилла: И всю дорогу домой [Джулия] говорила:

– А Дейзи Джонс может стать моей лучшей подругой?

Дейзи: Как только они ушли, Эдди позвал меня и Карен обратно в кабинку. И кто-то – уже не помню кто – обмолвился, что я умею ладить с детьми. И тогда Эдди сказал:

– Клянусь, из тебя выйдет отличная тетушка.

Едва ли кто-то стал бы говорить про отличную тетушку, если бы считал, что из тебя может выйти хорошая мать. Впрочем, я как никто знала, что хорошей матери из меня не выйдет. У меня и в мыслях не было вообще становиться чьей-то матерью.

Вскоре после этого я написала песню «Надежда тебя любить».

Билли: Когда Дейзи показала мне свою «Надежду», я подумал: «Из этого бы получилась отличная фортепианная баллада». Это была такая, знаешь, печальная песня о любви. О том, как желаешь кого-то, кем не можешь обладать, и понимаешь, что все равно будешь о нем грезить.

– А как ты сама ее слышишь? – спросил я.

Дейзи спела мне маленький отрывок, и я сразу… уловил песню. Я услышал, какой она должна быть.

Дейзи: И Билли мне сказал:

– Это твоя песня. В записи должны звучать только ты да фоно. И ничего больше.

Карен: Это потрясная была песня, и здорово, что она вошла в альбом. И я страшно ею гордилась. Там была лишь поющая Дейзи и я на клавишных, и всё. Прикинь, две телки, зажигающие рок!

* * *

Билли: После этого мы с Дейзи еще много чего написали вместе. Работали мы либо в студийной комнате отдыха, либо у Тедди в его гостевом домике при бассейне, если нам требовались тишина и покой.