Детство комика. Хочу домой - Юнас Гардель Страница 47

— Тетя Ракель любит дядю Вернера, а дядя Вернер не любит тетю Ракель.

Шарлотта рассказывает Даниелю то, что слышала от матери.

— И все-таки они вместе, понимаешь, потому что они спят в одной кровати. Как еще это назвать, пусть любовь и не взаимная?

Шарлотта повторяет слова матери. Даниель не знает, что значит «взаимный».

— Мама говорит, что все это добром не кончится, потому что тетя Ракель — истеричка.

Шарлотта и Даниель нашли велосипед. Шарлотта катает Даниеля. Дождь закончился. Солнце сверкает в кронах берез. Тучи иссиня-черные. Мимо в облаке мельчайших брызг проносится автомобиль.

— Тетка сидит дома и думает, куда мы пропали. Скоро станет звонить в больницу. Так ей и надо.

— Наверное, лучше все-таки повернуть назад.

— Ну это уж слишком, я так беспокоилась!

Когда они возвращаются, тетя Ракель стоит у калитки. Руки скрещены на груди. Чуть не плачет.

Шарлотта прислоняет велосипед к стене. Даниель смотрит на тетку. Тетка смотрит на него.

— А ты все молчишь, — говорит она и убирает прядь волос с лица.

Шарлотта спешит обнять брата. Она вызывающе смотрит на тетку. Пусть не думает, будто вот так запросто может взять Даниеля в оборот.

В теткином выражении лица что-то назревает. Даниель смотрит на нее. И по-прежнему молчит. «Быком» всегда становится один и тот же мальчик, думает он.

Даниель знает, что от этой ужасной правды никуда не денешься, он высвобождается из объятий сестры и делает шаг к тетке.

— Если можно, я бы съел кекса, — говорит он и улыбается.

Тетка смотрит на Даниеля. Она не понимает. И Шарлотта не понимает. На ее взгляд, Даниель иногда ведет себя как идиот.

— Нет, не сейчас, обед уже готов, — возражает тетка. — Вернер уже вернулся с работы, и он хочет есть. — И потерянно добавляет: — Постарайтесь вести себя хорошо.

Он сидит на кухне. Лысоватый, полноватый, кривоватый.

И вот ради него она пожертвовала своей жизнью, думает Шарлотта.

— Да, вот так, — говорит тетка, и вид у нее снова несчастный.

Вернер даже не отрывает взгляда от газеты.

— Садитесь, дети, еда на столе, — произносит он.

— Хорошо, когда дома маленькие, — говорит он позже, начиная чистить картофелину.

(Даниель тем временем обжигает пальцы о свои картофелины, которые разваливаются на куски, как только в них втыкаешь вилку.)

— Этот дом создан для малышей.

Тетя Ракель стискивает вилку.

— Но… они еще не успели появиться. Я был женат, так вот. Жена оставила меня. Ужасно, когда тебя бросают.

Он запихивает еду в рот и с удовольствием жует. Даниелю кажется, что Вернер похож на мусороуборочную машину.

— Бросать всегда легче. Когда становится ясно, что это необходимо, то и совсем не трудно.

И картофелина тети Ракель тоже разваливается.

Вернер смеется.

Ремарки автора

Когда я был маленький, одноклассники однажды спросили меня:

— Юнас, ты за какую команду? «Гнагет», «Юргорн» или «Байен»?

Я понял, что надо что-то отвечать, и сказал:

— «Отвидаберг» [44].

В «Отвидаберге» играли Ральф Эдстрём, Роланд Сандберг и Бенно Магнуссон. «Отвидаберг» шли первыми с большим отрывом.

Мне всегда нравились победители.

И в том же году Ральф Эдстрём, Роланд Сандберг и Бенно Магнуссон были проданы за границу.

«Отвидаберг» закончил восьмым.

Я даже не знал, где этот Отвидаберг находится.

Что мне было делать? Сказать, что я вдруг передумал, что теперь я за клуб «Мальме»?

Пришлось и дальше быть за «Отвидаберг».

Теперь они играют в классе «Б».

Некоторые всегда проигрывают.

9

Утро. Ракель контролирует время варки каши сигаретами. Когда сигарета выкурена, каша готова.

Человечество можно разделить на две каше-группы.

Одни аккуратно отмеряют полстакана крупы, добавляют стакан воды плюс четверть стакана на кастрюлю, а затем варят ровно три или пять минут.

Другие сыплют крупу в воду на глазок и смотрят, что получится.

Ракель относится ко вторым.

— Ой, сегодня у нас каша-размазня! — удивленно восклицает она и плюхает варево по тарелкам племянников, которых уже мутит. — Ну-ну, нечего сердиться. Этот день все равно уже пропал, потому что сегодня мы должны выпалывать сорняки. Не сделаем этого сегодня — не сделаем никогда, такое дождливое лето. Понимаете, Вернер сам, то есть мы с Вернером сами выращиваем овощи. Вернер мечтал стать фермером, это одна из причин, по которым он переехал сюда. В Хультсбрук. У него, к сожалению, нет времени на огород, поэтому большей частью вожусь с ним я, так уж получилось, у меня ведь есть время, да-да, время у меня есть.

Ракель зарабатывает переводами с испанского. Она подумывала раздобыть себе письменный стол, но ведь, с другой стороны, и обеденный вполне годится.

— Ты любишь полоть сорняки? — с недоверием спрашивает Шарлотта, когда они с Даниелем появляются на огороде — через полчаса после Ракель.

Ракель поднимается с четверенек и утирает пот ладонью, перемазанной в земле; волосы растрепались.

— Все можно полюбить, — медленно отвечает она и морщится, разгибая спину.

— Ни одному человеку это не может нравиться! — ворчит Шарлотта, передвигаясь ползком с плеером на всю громкость и упрямо выдергивая всю зелень, которая попадается ей на пути.

Внезапно она видит молоденькую морковку, и ей становится жалко.

Это же почти убийство, думает Шарлотта, она же сладкая.

Дальше она пропалывает осторожно и внимательно, оставляя все сладкие морковки расти дальше.

— Ко всему можно привыкнуть, — вздыхает Ракель.

— А где Вернер?

— На работе. Он всего этого терпеть не может.

Даниель тоже ползет на четвереньках. Земля вовсе не твердая, а мягкая и еще влажная от дождя. На каждом маленьком корешке — комочек земли.

Даниель смотрит поверх грядок В двух метрах от него высится репейник. Они хотят, чтобы Даниеля разорвало в клочья этим репейником, а он чтобы и не пикнул, чтобы смело и с задором, как настоящий парень, расправился с ним, — ведь вкусные и полезные овощи стоят его пролитой крови!