Страдания юного Зингера - Виктор Андреев Страница 47

«…— Неужели нет иной жизни, иной Земли, иного течения времени?! А есть только эта скука, эта земля под ногами, это бессмысленное бытие наше?! — Она говорила взволнованно, грудь ее поднялась. — Ладно, я соглашусь: нет рая. Но неужели и ада нет? Пусть хоть Сатана появится среди нас, жалких, ничтожных, неосмысленных. Пусть он вочеловечится. Я и на это согласна. Но только пусть это подлинно будет Са…»

— …Вы русский язык понимаете? Так избавьте же меня от своего присутствия. Я ведь сказал вам уже: вы мне мешаете. Я работаю! Какого черта, в конце концов, вы здесь торчите?! Убирайтесь вон! Слышите? Немедленно! Вон!

Писатель гневался. А Гость был тих и печален.

Из кармана пальто он вытащил кусок изразцовой плитки.

— Вы не хотите выслушать меня… Я вас понимаю. На вашем месте я бы тоже так поступил: выгнал незваного гостя. Но, может быть, вот это заинтересует вас?

— Что это? — мельком взглянув на ладонь Гостя, настороженно спросил Писатель.

— Мне почему-то кажется: это — из вашей ванной комнаты.

— Дайте мне! Так… Вы это сейчас откололи?

— Господь с вами! Я в вашей ванной комнате сроду не был и даже не знаю, где она находится.

— Так. Оставайтесь здесь. Я сейчас вернусь. К письменному столу не подходить! Слышите?

— Не подойду. Не беспокойтесь. Я послушный, — кротко отозвался печальный Гость.

— О да, он послушный, послушный он, уж такой он послушный… — недовольно бурчал Писатель, идучи к двери.

Вернулся он минуты через три. Гость неподвижно стоял посреди кабинета. Писатель молча, вопросительно взглянул на него.

— Я нашел этот кусок изразца… в прошлом году… м-м, ну да, так, наверное, правильнее всего будет сказать…. Совсем недалеко от вашего дома. И подумал, что, скорее всего, он из вашей ванной комнаты. Я не ошибся?

Писатель не посчитал нужным отвечать и сам, в свою очередь, торопливо спросил:

— У вас какой-либо документ имеется?

— Вот, пожалуйста, паспорт. — Гость с готовностью, словно только и ждал этого вопроса, вынул, все из того же кармана пальто, красную книжицу, раскрыл ее и, раскрытую на раскрытой ладони, протянул Писателю. — Я, собственно, и хотел, чтобы…

— Потом, потом… — Писатель хищно и недоверчиво всматривался в паспортную страницу.

— Вот видите, — стал показывать Гость, тыча указательным пальцем левой руки. — Фамилия: Мартемьянов. Имя: Александр. Отчество: Николаич.

— Николаевич! — брезгливо поправил Писатель.

— Виноват. Николаевич. Но видите? Видите? — Гость говорил, упорно и нелепо тыча пальцем в свой паспорт. — Теперь понимаете? Все совпадает. Абсолютно все. — И Гость закричал громко и возбужденно: — Понимаете? Абсолютно все!

Писатель молча смотрел на паспортную страницу; на Гостя он глаз не подымал. Тот осторожно вынул из рук Писателя невесомую книжицу, сказал, как малому ребенку:

— А теперь давайте перевернем страничку. Что же мы увидим? Число, месяц, год рождения: 21 ноября 1943 года. Все, как у вас — только на столетие позже… Ну, теперь-то вы все понимаете?

Писатель наконец взглянул на Гостя и усмехнулся, как будто даже лукаво:

— А вот здесь вы ошиблись, м-м… молодой человек. Я родился не 21-го, а 9 ноября.

— Да, да, конечно, конечно, вы верно заметили, — быстро проговорил Гость. — Очень верно. И я не спорю. Кто же станет опровергать очевидное? Но тут и вы — правы, и я, как ни странно, — прав. Дело в том, что вы родились по старому стилю, а я — уже по новому. В России в двадцатом столетии был введен новый стиль… ну, такой, какой существует во всей Европе.

— Гм… действительно. 9 плюс 12 будет 21. Простая арифметика. Мне доступная.

— Вот видите! Вы меня сразу поняли. Я так и думал, что вы все сразу поймете! — Гость заулыбался. — И еще, смотрите! еще одно совпадение. Место рождения: Ленинград. А это…

— А это, если следовать вашей логике, конечно же Петербург, — закончил Писатель. — Но почему он переименован? Так странно звучит: Ле-нин-град. И он… он уже не столица Российской империи? Столица — снова Москва? «В Европу прорубить окно» России так и не удалось?

— Удалось прорубить или не удалось — судить не берусь. Но вы угадали верно: Москва-матушка — снова столица. Но только не Российской империи. И не России… России, собственно, и не существует…

— Что? Что? Что? Что вы сказали? Как это так? Как это может быть? Не может этого быть! Не может! Никогда! — Писатель подскочил к Гостю, схватил его за грудки; крепко сжав отвороты пальто, затряс: — Ну, что же вы молчите?! Ну! Ну! Скорее же говорите, черт бы вас побрал!

— Да вы, Бога ради, успокойтесь, — испуганно заговорил Гость. — Я, извините сердечно, не подумав, ляпнул. Россия конечно существует. Куда же она денется?! Такая странища! И я, виноват, не совсем точно выразился. Прошу еще раз, извините. Успокойтесь, ну прошу вас. — Писатель разжал кулаки. — Просто теперь бывшая Российская империя называется: Советский Союз. А сокращенно вообще произнести трудно: СССР. Но мы, правда, привыкли… Так вот, осенью 1917-го в Петербурге… а он тогда Петроградом назывался… произошел переворот. Революция. Вождем ее был Ленин. Но Ленин — это псевдоним. Его настоящая фамилия — Ульянов. Может быть, фамилия эта вам даже и памятна? Ульянов. Александр Ульянов покушался на…

— Я помню. Да, я очень хорошо помню. Я — отнюдь не сторонник революционных методов борьбы, это вы, видимо, знаете. Но вы, может быть, не знаете: я написал… э-э, лет пять тому назад… письмо, в котором протестовал против смертной казни. Письмо было опубликовано.

— Мне это известно, — ответил Гость скромно. — Именно поэтому я и назвал вам фамилию: Ульянов.

— Спасибо, вы очень любезны! — Писатель насмешливо поклонился. — Итак: Ульянов — Ленин — революция — Ленинград. Но это означает, что несчастный молодой человек не был повешен?! То есть…

— О, простите великодушно, — перебил Писателя Гость. — Я снова не совсем точно выразился. Очень трудно ориентироваться во времени: в моем, в вашем… — Гость помолчал и закончил с улыбкой: — Скачешь как блоха: вперед-назад.

— Ничего, ничего, говорите. Как Бог на душу положит. Я попытаюсь разобраться, понять что к чему. Итак: Александр Ульянов.

— Александр Ульянов был казнен… э-э… в мае 1887 года. А революцию в России, в октябре 1917 года, совершил его младший брат — Владимир. А Ленин — это его партийный псевдоним. Но я, кажется, уже говорил об этом. И вот… и вот в его честь Петербург — Петроград и был переименован, когда он умер. Я о Ленине говорю. И стал называться: Ленинград. Это я уже о городе говорю. О, Господи! Я, кажется, вконец запутался… М-да… Ну, и почти сразу после революции Москва стала столицей государства, ну, а бывшая Российская империя стала называться Советский Союз. Уф!..

Писатель отступил от Гостя на несколько шагов: