Дэниэл молчит - Марти Леймбах Страница 45

— Что будем читать? — Виина откинулась на спину; ее волосы казались еще темнее на фоне обоев в бело-розовые букетики. — Найдешь что-нибудь… счастливое?

О стайках веселых детей на цветущих полях, о радостных сюрпризах, что множатся, как котята по весне. О волшебной лавке сладостей, где любая конфетка уносит тебя в прошлое. Об отзывчивых драконах и мудрых говорящих совах. О настоящих мужчинах, не ведающих страха и готовых рисковать жизнью ради простых девушек, которые вдруг оказываются принцессами голубых кровей и повелительницами дивных стран.

Я кивнула. Будет тебе сказка со счастливым концом, Виина.

Стивен принял мое приглашение встретиться на нейтральной территории, выпить и поговорить. Я постаралась не слишком забивать себе голову тем, что надеть на эту встречу, что сделать с волосами, как накраситься. Пусть не мнит, что я по-прежнему из кожи вон лезу ради него. Но демонстрировать полное безразличие тоже не годилось. Итак, в своих любимых джинсах на бедрах, в замшевых ботиночках и сорочке под цвет глаз я нарисовалась на пороге винного бара с таким беспечным видом, словно встречалась здесь со Стивеном ежедневно. Подумаешь, великое дело — выпить с собственным мужем по бокалу вина. Взглядом я нашла Стивена за столиком у противоположной стены. Он давил на кнопки мобильника, набирая кому-то СМСку; поднял голову, посмотрел на меня и вернулся к своему занятию. Я села напротив и молча ждала, когда он закончит. Все во мне так и кипело. Каких-нибудь две-три минуты ожидания, но я была возмущена. Почему меня это так взбесило?

В тесном помещении с голыми кирпичными стенами полно народу, определенно сослуживцев, расслабляющихся после целого дня в офисе. Взрывы смеха за соседними столиками меня тоже раздражали, подчеркивая наш со Стивеном настрой, далекий от веселья. Времени в обрез, сообщил Стивен, и я без предисловий приступила к тому, ради чего задумывалась эта встреча:

— Возвращайся домой. Довольно этого безрассудства, у тебя семья!

Стивен заморгал, скорчив такую мину, будто я сморозила оскорбительную глупость. Он убежден, что трения между нами не связаны напрямую с диагнозом Дэниэла, поскольку начались гораздо раньше. И склеивать что-то бесполезно.

— Что ты все зудишь об одном и том же? — процедил он. — Может, стоит поговорить о чем-то дельном? Как там Дэниэл, например?

«Не смей даже прикидываться, Стивен, — хотелось мне сказать, — что интересы Дэниэла для тебя сейчас превыше всего. Да когда вообще ты, Стивен, — хотелось мне сказать, — думал о том, что будет лучше для Дэниэла?» Разумеется, мне и в голову не пришло произнести все это вслух. Я гениальный тактик: каждое сказанное мною слово должно идти на благо детей.

Сделав глубокий вдох, я обвела взглядом виды Темзы, украшавшие стены бара, прищурилась на россыпь мелких лампочек, утопленных в потолок, собралась с мыслями.

— Сейчас Дэниэл играет и говорит на уровне двухлетнего ребенка, то есть за полгода он сделал рывок на восемнадцать месяцев. У него все получится, Стивен, но мы должны и дальше так же упорно работать.

— Кто это мы?

— Я. — Имя Энди я предпочла не называть. — И ты, если только…

— Послушай, я не терапевт, не педиатр или кого ты там собралась из меня сделать…

Мобильник пискнул, Стивен глянул на дисплей. С каким наслаждением я размозжила бы эту сотовую пакость о стену, если бы не подозревала, что меня неправильно поймут и отправят в психушку.

— А как же Эмили? О ней ты подумал?

— Это шантаж.

— Ты их отец, Стивен!

— И буду им всегда.

Ну да. Против фактов не попрешь.

— Стивен, ты должен быть с нами.

— Зачем? Так все хорошо устроилось. Меньше… разногласий.

«Затем, что я тебя люблю», — сказала бы я, не мучь меня сомнения. Заглядывая в себя, я не находила любви. Однако в данный момент речь шла не обо мне и не о моих чувствах.

— Мы с тобой не были счастливы, — сказал Стивен.

Вот когда я всерьез разозлилась. Он говорит о счастье! Да разве наше счастье сейчас имеет значение?

— Они твои дети, Стивен. Тебе мало этого счастья?

Стивен откинулся на спинку стула, остановил на мне изучающий взгляд, словно пытался что-то во мне осмыслить, разложить по полочкам. А через пару секунд я заметила, что он смотрел не в глаза мне, а чуть выше. Думал о чем-то, но маловероятно, чтобы обо мне или моих словах. Потом вздохнул. Открыл рот — и закрыл, не издав ни звука. Наконец, застыл в ожидании, очевидно прикидывая, долго ли ему еще торчать на этом стуле.

Чуть дольше, чем тебе хотелось бы. Так я решила.

Представив себе лица своих детей, я вывалила на Стивена целый ворох причин, почему он должен вернуться. Ты нам нужен, мы скучаем по тебе, без тебя дом пуст. Что бы ни было в прошлом, мы обязаны сохранить семью. Я помолчала, глядя на мужа — очень надеюсь — с любовью и мольбой. Он не возражал, и я продолжила. Я вкладывала в свой монолог всю душу, выплескивала ее со слезами в голосе. Слезы — это уже лишнее, но сдержать их было не в моих силах. Вернись к нам, Стивен, умоляла я, как будто в моей груди вместо одного бились три сердца и я говорила от имени детей. Долго говорила. Пока не поняла, что вещаю впустую. Стивен не верил ни единому моему слову. И правильно делал, очевидно, — вряд ли я сама им верила. Он был закрыт для меня наглухо, как дверь, запертая на засов.

Зазвонил мобильник. Ожил внезапно, замигал, заверещал, заскакал по столу. Стивен протянул руку (выключить, подумала я) и нажал на кнопку.

Собрался ответить на звонок!

Я треснула по телефону, вернув на стол, и мы со Стивеном молча смотрели, как он ползает между нами умирающим жуком. Когда я поднялась со стула, меня трясло от бешенства. Чертова штуковина продолжала вопить, с каждой секундой все громче.

— Ты пожалеешь, Стивен! — заорала я, перекрикивая и телефонный звон, и галдеж вокруг.

Он не услышал — говорил по телефону.

Всю дорогу домой я видела только мужчин. В деловых костюмах, в джинсах и легких куртках, в майках и без маек. Я смотрела на них и думала: что происходит? Кто вы, ребята? И где та гребаная тарелка, на которой вы прилетели?

Знаете, что ответил мой брат, услышав от меня историю Виины?

— А я тут с какого боку?

Ни сочувствия, ни каких-то сведений об этом красавце, его приятеле, который так поступил с бедной девушкой.

— И все? Больше ничего не хочешь сказать?

— Э-э. Не-а. Короче, вот чего. Я даже не в курсе, какая из себя эта твоя Фрида…

— Виина!

— Без разницы.

Ты ничтожество, сказала я. Полное, абсолютное ничтожество, неведомо каким образом оказавшееся в близком родстве со мной.

— Угу, — протянул он лениво. — Усек. И чего? Я ж твоим мелким послал подарки? Ну поставили фингал этой козе. Сколько у меня было фонарей? Сотни! Бывает, глаза продеру — на морде фингал. А откуда? Хрен его знает.