Полёт попугайчика - Евгения Мелемина Страница 44

И снова Томми в пути — по привычным до тошноты улицам, по вечерним улицам, гротескно сужающимся в темном тумане. Дышалось легко, но руки заледенели. С каждым шагом пропадала уверенность в нормальности поступка: сначала стал казаться лишним только цветок, а потом вообще вся эта затея. На пороге дома Карлы оказался не Томми-готовый-на-все, а Томми-черт-мы-делаем-большую-ошибку.

Он собирался сказать это вслух. Сказать, что все это — ошибка. Но Карла, открывшая ему дверь, была ждущей Карлой, верящей ему Карлой, и Томми просто зашел в дом, и там сказал дежурный, но искренний комплимент:

— Ты отлично выглядишь.

Она выглядела так, как обычно выглядит девушка, несколько часов занятая суетливыми примерками, прической и макияжем. Густые темные волосы Карла подкрутила так, что получились двойные сильные волны — длинные пряди круглились свободно, более мелкие убраны невидимыми шпильками. На открытом гладком лбу виднелись следы золотистых теней. Видимо, красила веки и случайно коснулась лба запачканными пальцами. Длинные ресницы тщательно расчесаны, губы искусственно-влажные. На шее — длинная золотая цепочка и маленький кулон-капелька, устроившийся между грудей, свободных от лифчика под шелковой просторной туникой. Туника Карле была великовата. Слишком длинные бретели, слишком низкие кружева, и складки на бедрах. Эта вещь явно принадлежала взрослой женщине, как и любая другая парадно-выходная соблазнительная дорогая вещица, которую шестнадцатилетняя девушка примеряет в ожидании интимного свидания.

Томми коротко обнял Карлу и ощутил горьковатый запах духов миссис Нобл.

Карла замерла, и ее бездействие успокоило Томми. Он провел пальцем по ее лбу, стирая золотистый отпечаток тени. Все так просто — показалось, что осталось всего-ничего: просто уложить Карлу на пушистый коврик, задрать ее шелковый подол и расстегнуть собственные джинсы. Раз-два-три, три несложных хода, дальше все пойдет само собой.

Томми слегка прижал Карлу, потянул ее вниз, но Карла решительно высвободилась.

— Я все сделала так, чтобы тебе было легче справиться, — деловито сообщила она. — Я знаю, что ты боишься, Томми, и обязательно накосячишь, если я не буду тебя контролировать. Пойдем.

И Томми пошел следом, слегка оглушенный. Инициатива выскользнула из его рук, и уверенность в себе пропала. Он превратился в маленького мальчика, которого важная мамаша таскает по весенней ярмарке и выбирает ему аттракционы и конкурсы: вот здесь ты можешь попытаться кинуть мячик в корзинку, Томми. А сюда не лезь, ты еще не дорос до таких экспериментов. Томми, карусель! Ты хочешь покататься на карусели? Выбирай лошадку — белую или гнедую?

И с чувством жгучего стыда Томми выбирает лошадку, карабкается на нее и скользит по кругу, зная, как смешно выглядит со стороны — мальчик-переросток на детской карусели.

Мать стоит внизу и машет ему рукой каждый раз, когда он проезжает мимо…

Все это пронеслось в голове Томми за пару секунд.

— Сначала ты пойдешь в душ, — сказала Карла. — Я приготовила там полотенца. Синие — твои. Не смотри так на меня, Томми, все будет в порядке. Только тебе придется выпить.

Томми поставил рюкзак, в нерешительности дернул молнию, но передумал. Жалкая розовая хризантема, спрятанная в прозрачной коробке, — еще одно свидетельство его несостоятельности, глупый романтический изыск, Карлу бы только рассмешивший.

Карла повернулась, потянулась к шкафчику и вытащила тяжелую литровую бутылку виски.

— В душ. Не стой столбом.

И Томми поплелся в душ.

Разделся, аккуратно свернув одежду — так, как его учила мать, компактно, чтобы не забивать полки зря.

Включил воду и забрался под холодноватые струи воды. Кран с горячей визжал и трясся, и почему-то напрочь отказывался крутиться, но Томми скоро оставил его в покое, потому что вода нагрелась и стала обжигающей. Пришлось отодвинуться в угол и оттуда ловить воду в ладони, а потом плескать ее на себя.

Карла заботливо выставила бутылочку с гелем на видное место, гель оказался с запахом черники или какой-то другой ягоды, и был явно женским. Приторно-сладкий аромат наполнил душевую, стало трудно дышать.

И что дальше, думал Томми, опустив голову, с которой срывались вниз прозрачные капли. Выйти со свернутыми джинсами в руке, залпом выпить то, что Карла там намешает… а дальше?

Ему представился скользкий шелк, стекающий с темной, гладкой кожи, неопределенная влажность, упругая тяжесть груди и нежный язык, отрабатывающий сложные вращения вокруг его языка. Томми поморщился — Карла не представлялась ему Карлой, все это — какая-то расчлененка, навеянная дурно написанными эротическими рассказами или подписями к откровенным фотографиям в «Хастлере».

Попробуй меня на вкус.

И тому подобная чушь.

И все-таки он возбудился. Быстро и глупо. Теперь осталось только издохнуть в этом душе, утонуть и захлебнуться, все, что угодно, чтобы не выходить отсюда с членом наперевес, словно мохнатый самец из пещеры с обглоданным мамонтом.

— Томми!

Карла постучала в дверь. Голос звучал требовательно.

— Томми?

— Здесь, — отозвался Томми, поднес руку ко рту и вцепился зубами в предплечье. Под нажимом хрустнуло, сразу же онемело в приступе тупой боли. Томми нажал сильнее, еще сильнее и успокоился только тогда, когда почувствовал слабый солоноватый привкус.

— Я на кухне! — крикнула Карла, и за дверью стало тихо, пусто.

Томми выключил воду, натянул на мокрое тело джинсы и футболку. Укус горел, словно фонарь на обесточенной улице — противоестественно и предательски.

Дыши, Томми, дыши и представь себя кем-то другим. Ты — Томас. Томас. Помни об этом.

Карла смешала виски с соком и добавила пару кубиков льда. Сама она ничего не пила, но проследила за тем, чтобы Томми выпил все до капли. Отняла стакан и сразу же выбросила лед.

— Лучше?

— Я не болен, — устало сказал Томми.

Теплый ком опустился вниз, в желудок и там развернулся, как разворачивается в кипятке чайный цветок.

Легкое неприязненное щекотание и ничего больше. Никакой подмоги от алкоголя, никакой эйфорической смелости. Томми захотелось, чтобы свет погас, но Карла не гасила ламп, взяла его за руку и повела в спальную, где горькими духами пахло еще сильнее, а полочках темнели квадратики и прямоугольники фотографий.

Спальная миссис Нобл, куда ни Томми, ни Алекс раньше никогда не заходили. Кровать двуспальная, почти такая же, как у родителей Томми, но вместо покрывала на ней красные простыни, красные подушки, много дешевого плохо выглаженного хлопкового барахла, тщательно расстеленного.

Привет, Томми, я чужая кровать, я кровать, где спит миссис Нобл со своими любовниками, со своими месячными и выпадающими волосами. Здесь ты лишишься своей девственности и лишишь девственности свою подругу. Или не сможешь? Сможешь или нет?