+ тот, кто считает - Алекс Форэн Страница 44

Факир жил в самой верхней части поселения, высоко над жилищами остальных берберов. Один за другим они карабкались по узкой крутой тропинке, ведущей к его пещере. В скале был выдолблен проход, протиснуться в который взрослый человек мог, только согнувшись.

– Сюда, пожалуйста, – сказал Фарид и скрылся за пологом, завешивающим вход.

Жилище факира представляло собой вырубленную в скале келью, такую крошечную, что все пришедшие с трудом разместились на циновках, лежащих на глиняном полу. Неровные каменные стены производили мрачное впечатление; в небольшой нише на уровне глаз горели две оплывшие свечи, их тусклые отблески были здесь единственным источником света. А в темном углу на ветхой циновке сидел древний сгорбленный старик и, тихонько бормоча что-то себе под нос, подкидывал угольки в стоящую перед ним жаровню. Он не обратил внимания на приход гостей, и возможно, даже не заметил их.

Сэнди вспомнились колдуны из детских сказок. Она на мгновение представила, как из каменного пола пещеры возникает джинн, призванный прислуживать старому чародею.

Фарид что-то сказал факиру на берберском. Тот ненадолго прекратил свое бормотание, но затем вновь, не ответив, продолжил свое действо.

Так продолжалось несколько минут, и никто не решался нарушить молчание. Наконец, старик прервал свои действия, поднял голову и неторопливо оглядел сидевших перед ним людей, подолгу задерживая на каждом взгляд удивительно глубоких, внимательных и безмятежных глаз. Закончив этот осмотр, он вновь обратился к жаровне, произнеся несколько неразборчивых слов.

– Дайте ему золотую вещь, которую вы привезли, – перевел Фарид.

Все перевели взгляд на Бадера, который, не отводя глаз от факира, достал из складок одежды шкатулку и, не глядя раскрыв ее, вложил в темные узловатые пальцы старика золотую змейку. Факир взял ее, прикрыл глаза и несколько долгих минут держал в ладонях, перекатывая из одной руки в другую, проводя по ней пальцами, поглаживая.

Затем, не раскрывая глаз, старик начал говорить. Его тихий голос напоминал шелест древних рукописей. Он говорил медленно, делая большие паузы между словами, а в тон ему Фарид негромко переводил берберские слова на французский.

– Вещи – как люди. Бывают злыми и добрыми. Когда мастер делает вещь, и потом, когда другие люди владеют ею, они передают ей частицы себя. Частицы своего пота, крови, слюны, слез… И золото сохраняет их, несет в себе и передает дальше. Много всякого есть в этой вещи… И знающие отдали бы сокровища, чтобы владеть ей или хотя бы прикоснуться к ней… Подобное притягивается, и злой найдет несчастье, а добрый получит добрую силу, – Факир вновь замолчал, по-прежнему, будто лаская, поглаживая пальцами амулет. – Сила вещи – в ее полноте, а отдельная часть бессильна. Не бывает ночи без дня, мужчины без женщины, и как узнать, что такое добро, если не будет зла? Кто разъединяет половины – слаб, а кто соединит их, обретет полноту. Две половины – одно целое, и связывают их дорога и мудрость… – Старый бербер раскрыл глаза, и, глядя на внимательных слушателей, закончил. – Солнце начинается с восхода, и там, где оно родилось, нужно искать. Идите с добром и ищите дело восхода…

Оставив старика наедине с его жаровней, выбравшись из кельи на свет и спускаясь по узкой тропе к машинам, все молчали, обдумывая услышанное. Внизу довольно сухо распрощались с Бадером и Леви – вновь начинать здесь торг было, очевидно, невозможно, и уже садились в розоватый от пыли внедорожник, когда Бадер окликнул их.

– Приезжайте завтра утром. Обсудим, – коротко сказал араб и, не дожидаясь ответа, пошел к своему лимузину. Проводив его глазами, остальные также тронулись в сторону Марракеша.

Некоторое время все были по-прежнему погружены в свои мысли, и только когда машина выехала, наконец, на более или менее ровную дорогу, Сэнди спросила:

– Ну, и что могут означать слова старика?

– Да, вместо того, чтобы прояснить ситуацию, он ее еще больше запутал, – усмехнулась Николь, очевидно думавшая о том же.

– Факир знает, что говорит, каждое его слово исполнено смыслом, – уважительно заметил Ибрагим. – Он видит то, что скрыто от наших глаз. Надо только суметь понять его слова, и истина вам откроется.

– «Нужно искать там, где родилось солнце»… – задумчиво проговорила Сэнди. – Если солнце – это талисман инков, то искать нужно там, где он был сделан? В Южной Америке?

– Вы говорили, что на карте, переданной Антуаном, – вспомнил Мэттью, – какой-то из районов Сан-Франциско де Кито. И одно место помечено крестом…

– Но ведь Писарро в письме Хасинте написал, что пришлет ей все три части, – возразила Николь.

– Три части с тремя разными людьми… – возразила Сэнди. – Возможно, он был убит раньше, чем успел отправить последнего гонца. В этом случае талисман действительно мог остаться в Кито.

– Но что означает это «дело восхода»? – спросила Николь и, не успела она договорить, как Мэттью вдруг хлопнул в ладоши, что в его исполнении было почти равносильно экстравагантной выходке. Конечно, все обернулись к нему:

– А вы не задумывались, как можно перевести «дело восхода» на испанский? – с победным видом смотрел на них англичанин. – Empresa del Levante!

– Компания Писарро и Альмагро!.. – пораженная, проговорила Сэнди.

Действительно, если это и было совпадением, то удивительным. Новость казалась по-настоящему важной, да и из Голландии давно не было никаких вестей, поэтому Николь прямо из машины набрала номер Лео. Он тихим голосом ответил, что не может говорить, потому что они как раз сейчас, наконец, у Герхарда и непонятно, сколько это может продлиться. Договорились созвониться на следующее утро.

Урча бесполезным в городе мощным двигателем, запыленная машина медленно протискивалась сквозь толчею улиц розового города. Сумерки уже опустились на Марракеш, и редкие желтые фонари разгоняли их мягкими кругами света.

* * *

Утром Николь разбудил стук в дверь ее комнаты. На пороге стояла растерянная Сэнди, державшая в руке лист бумаги. Ничего не говоря, она протянула его не вполне проснувшейся Николь. На листе четким аккуратным почерком Уоллиса было выведено:

«Николь, Сэнди, к сожалению, срочные обстоятельства вынуждают меня уехать в Лондон. Искренне ваш, Мэттью Уоллис».

Николь потрясла головой, силясь прогнать сон, перечитала записку и взглянула на Сэнди.

– Ничего не понимаю. Бред какой-то… Что это значит?!

– Я проснулась и спустилась вниз, – сказала Сэнди. – На столе лежало это… Флоранс сказала, что Мэттью расплатился с ней за комнату и уехал на рассвете. Нас просил не будить, сказал, что мы все поймем…

Николь взяла телефон и набрала номер Уоллиса. Телефон был выключен.

– Позвоним Лео? – спросила она.

– Подожди. Может быть, он решил один поехать к Бадеру? Раньше нас? Давай быстро поедем туда, он же сказал, что ждет нас утром, а потом уже будем звонить в Амстердам.