В незнакомой комнате - Дэймон Гэлгут Страница 44

Там написано что-то еще, но слова заволакивает туманом, который наполняет комнату и стирает время. Последних двух месяцев как не бывало, Анна спит на кровати в Гоа, он только что увидел распотрошенные упаковки от лекарств на полу и понял, что она сотворила. В шоке он вскакивает и бросается на улицу. Ему кажется, что нужно куда-то бежать, срочно что-то делать. Он хочет позвать на помощь, схватить кого-то из прохожих за руку, попросить найти врача, он хочет не дать ей умереть. Только через несколько минут до него доходит, что это известие необратимо, что ничего исправить нельзя. Ни сейчас, ни когда бы то ни было, потому что мертвые не возвращаются.

Но даже теперь его путешествие не заканчивается, хотя в ином смысле оно закончилось давным-давно. Он подумывает о том, чтобы вернуться в Южную Африку, но, если признаться честно, ему этого не хочется. Зачем? Поэтому он продолжает путешествие, вернее, побег, еще выше в горы, в Ладакх [13]. Домой он возвращается лишь месяц или два спустя, когда возникает реальная угроза ядерной войны между Пакистаном и Индией, и его вынужденный и неуклюжий отъезд представляется подходящим завершением всей этой истории.

Таким образом, его нет в Кейптауне, когда ее тело выставлено в открытом гробу на всеобщее обозрение, когда в соборе Святого Георгия, не вместившем всех скорбящих, идет грандиозная служба, он не видит этого представления, этой демонстрации публичного горя, которых она так страстно жаждала и на которые, похоже, всерьез собиралась взирать сверху. Разумеется, ему обо всем этом рассказывают, и в нем растет чувство печали и гневного ужаса, как при сообщении о землетрясении, случившемся на другом конце света. Но самое сокровенное приближение к Анне случается снова, когда он воочию видит мешочек с прахом, все, что осталось от нее после кремации. Это случается в доме ее подруги в первый же его приход туда. Он стоит, уставившись на мешочек, осторожно трогает его пальцем. Качает головой в изумлении. Ему кажется до горького смеха странным, что человеческое существо может свестись к этому.

Года два спустя, путешествуя по Марокко, он проводит ночь в Агадире и на следующее утро, взяв такси, велит отвезти себя на пыльный склон горы, находящейся за пределами города. Он собирался купить цветы, но не смог найти, поэтому приезжает с пустыми руками. День обжигающе жарок, он не выспался прошлой ночью, и у него ужасно болит голова.

— Вас подождать? — спрашивает таксист.

— Нет, возвращайтесь через полчаса.

— А вам хватит получаса?

— Да, хватит.

Он думал, что легко найдет нужное место, отдаст дань уважения и уедет, но получается не так, как он рассчитывал. Таксист высадил его не там, поэтому приходится пешком пройти вниз часть склона. Когда он находит европейское кладбище, ворота оказываются запертыми, он кричит, зовет кого-нибудь, кто может его впустить, а очутившись внутри, теряется. Могилы разбросаны хаотически во всех направлениях, без всякой видимой логики без какого бы то ни было плана. Он, спотыкаясь, бродит взад-вперед среди надгробий, имена проплывают перед глазами, и только сорок пять минут спустя случайно натыкается на то, которое ищет. Все именно так, как рассказывала Кэролайн: расколотая плита с надписью и годами жизни. Рядом с ней, слева, безымянный коричневый холмик земли — могила женщины, их подруги, которая погибла от того же удара молнии. У ее семьи не было средств перевезти тело домой или установить достойный памятник.

Вероятно, виной тому лишь жара или головная боль и усталость, но он вдруг неожиданно ловит себя на том, что плачет. Он старается унять слезы, но они текут и текут. Внутри у него вскипает мощное чувство, не связанное с тем, что он видит, ведь он не знает ни одного из этих людей и умерли они давным-давно. Но кажется невыносимо печальным, что чья-то жизнь может обрести свое последнее пристанище здесь, на выжженном солнцем холме над чужим городом, откуда в отдалении виднеется море.

История Кэролайн, рассказанная тогда, на берегу, снова с ним в нерасторжимом единстве памяти и слов. Но ему требуется время, чтобы осознать, кого он оплакивает на самом деле. Жизни перетекают одна в другую, пласты прошлого взывают к настоящему. И, быть может, впервые он чувствует сейчас все то, что было сделано неправильно, всю ту беду, всю боль и меру бедствия. Прости меня, мой друг, я пытался удержать тебя, но ты упала, ты упала.

Кажется, что этот миг длится часы, однако проходит, наверное, всего минута-другая, прежде чем он берет себя в руки. Он чувствует себя ужасно, но в то же время испытывает какое-то освобождение, очищение. К тому времени водитель такси уже нетерпеливо сигналит снаружи. День тащится к концу, и ему нужно успеть на автобус, чтобы завершить путешествие. Пора идти. Он вытирает глаза, поднимает с земли маленький камешек, такой же, как миллионы других, разбросанных вокруг, и, направляясь к воротам, сует его в карман.