Гипсовый трубач - Юрий Поляков Страница 44

Сквозь костяной рокот струн пробился дребезжащий старческий тенорок, полный бескрайней пустынной тоски.

— Вы что теперь собираетесь делать? — игривым тоном вдруг поинтересовался режиссер.

— Ну не знаю, может, почитаю перед сном…

— Понимаете, Андрей Львович, чтобы написать приличный сценарий, нам надо сойтись поближе…

— Я не против.

— Не уверен! Какой-то вы весь застегнутый. Хорошо бы нам вместе пару раз напиться. Знаете, до чертиков, до полной самоутраты! Утром, когда ничего не помнишь, невольно начинаешь доверять собутыльнику…

— Вы же знаете, Дмитрий Антонович, я много не пью.

— А вот и плохо! Аристотель говорил: философия — дочь изумления. А Сен-Жон Перс добавлял, что искусство — дочь потрясения. Нам с вами надо потрястись. Вместе. И кроме пьянства, есть еще способ — радикальный. Я как-то с одним сценаристом его опробовал — работали после этого душа в душу, как родные. Сочиняли как сумасшедшие…

— И что же вы сочиняли? — ревниво насторожился автор «Гипсового трубача».

— Сценарий для «Мосфильма».

— Вы же были под запретом!

— Был. Но когда началась перестройка, мне позвонил руководитель Седьмого объединения Уманов и предложил экранизировать новый роман Тундрякова «Плотина».

— Того самого?

— Того самого. Они хотели загладить свою вину за смытые «Плавни». Это ведь тоже была экранизация Тундрякова. Но «Плотина» вышла у него явно слабее. Да и сюжетец конъюнктурный: рабочие большой сибирской стройки восстали против начальника-ретрограда, боявшегося новых способов организации производства. Они заперли его в несгораемом шкафу, потом взяли власть в свои руки, ввели хозрасчет и сразу перевыполнили все мыслимые и немыслимые планы. В общем, соцреализм на службе ускорения. Но я увидел в этом нечто большее, загорелся, возмечтал, подхватил Тундрякова и притащил сюда, в «Ипокренино». Мы пили, озорничали с девушками, спорили, фантазировали, фонтанировали, все дальше и дальше удаляясь от первоначального сюжета. В конце концов у нас вышла вот такая история.

Сибирь. Могучая река несет свои тесные воды сквозь тайгу. Гигантский силуэт недостроенной плотины. Тысячи людей копошатся у ее подножья. И у каждого своя судьба. …За одинокой красавицей-крановщицей Дарьей, матерью молодого монтажника Ярослава, ухаживает снабженец Шматков, которого строгий директор-ретроград Бережной хочет за новое мышление выгнать с работы.

— Его же в шкафу заперли! — напомнил Кокотов.

— Не перебивайте! Пока еще не заперли. Позже запрут. У самого Ярослава разворачивается яркий производственный роман с юной табельщицей Изольдой: она ждет ребенка, прислушиваясь к своему приподнявшемуся чреву. По вечерам все четверо собираются за общим столом. Во время долгих чаепитий (как раз началась борьба с пьянством) Шматков, томясь нездоровым влечением к манкой крупнотелой Дарье, ведет с ее сыном-монтажником подстрекательные разговоры о непорядках на стройке, произволе самодура Бережного и явных преимуществах рыночной экономики. Ярослав ему верит. Использовав социальный гнев работяг, возмущенных сухим законом, он поднимает восстание. Мятежники запирают директора в шкафу, выбросив оттуда всю строительную документацию. Новым начальником на собрании трудового коллектива выбирают буйного Ярослава, а Шматкова делают его заместителем. Мстительный снабженец сразу требует выдать Бережного на скорую расправу пролетариату, разъяренному трезвостью, и новый директор с молодым легкомыслием готов согласиться, но Дарья открывает сыну свою девичью тайну: он внебрачный ребенок ретрограда, которого она страстно любила в молодости и даже была его невестой. Но тот предпочел ради карьеры жениться на дочери секретаря обкома Алисе — нахальной журналистке. Та приехала на стройку делать фоторепортаж и втюрилась в молодого, статного инженера Бережного. Потрясенный Ярослав сохраняет низложенному директору жизнь, но мстя за мать, из шкафа не выпускает.

Отец и сын бурно выясняют отношения через стальную дверь: оказывается, в жизни все было сложнее: Бережной бросил невесту, увидев снимок, сделанный Алисой: Дарья в кабине крана чалится с бригадиром Рустамом. Ярослав прощает отца и, охладев к матери, рассказывает об этом позорном факте Изольде. Но умная табельщица не спешит верить в непостоянство будущей свекрови. Она, превозмогая беременность, едет в областной центр и находит Алису — несчастную, пьющую, рано состарившуюся женщину. После того как ее бросил муж, а папашу сняли с высокого поста, журналистка совсем опустилась. Изольда ставит ей бутылку и вопрос ребром: «Как было на самом деле?» Похмелившись и усовестившись, та сознается, что подсунула ревнивому Бережному наглый фотомонтаж, подло скомпрометировав непорочную Дарью. С радостной вестью Изольда едет к Ярославу.

Тем временем на стройке, охваченной мятежом, дела идут все хуже: рабочие бездельничают, Ярослав со своим неоконченным высшим еще не способен руководить возведением крупного гидросооружения, а Шматков умеет только воровать и прятать концы в двойную бухгалтерию. Именно за это, а не за новое мышление хотел его выгнать директор. Он узнал, что снабженец вместо дорогого высококачественного цемента закупил дешевый раствор, разницу положив себе в карман.

В отчаянье Ярослав идет за советом к отцу и обретает поддержку. По ночам он тайком выпускает его из шкафа, и они до рассвета сидят над «синьками», спорят, пьют чай и за неспешной беседой Бережной делится с сыном тайнами управления производством. Молодой задор и руководящий опыт, соединясь, творят чудеса: работа налаживается, огромные самосвалы скидывают глыбы, перекрывая русло непокорной реки. Укрощенная вода, упав с высокой плотины, покорно устремляется к лопастям турбин — и вот уже свежее электричество из генераторов весело бежит по гудящим проводам, чтобы напитать энергией ускорения советскую экономику. Тем временем Дарья, узнав от Изольды правду, прощает Бережного — их ждет долгожданная ночь любви на ворохе строительной документации. Сколько невысказанных нежных слов и невыказанной ласки накопили они за эти потерянные годы!

Но и Шматков не дремлет. Боясь разоблачения, он решает захватить власть и поквитаться с врагами, включая Дарью, не оправдавшую его вожделений. С этой гнусной целью мерзавец выпускает «талоны счастья», якобы дающие каждому право получить в частную собственность кусочек плотины. Работяги, но особенно инженеры и конторские, в восторге, они выбирают новым директором Шматкова. Он приказывает запереть Бережного, Ярослава, Дарью и Изольду, у которой уже отходят воды, в несгораемый шкаф. А вечером на стройку въезжают грузовики с ящиками водки и рефрижераторы с закуской. И победивший пролетариат охотно меняет свои «талоны счастья» на дармовую выпивку со жратвой. Начинается циклопическая оргия, мало чем отличающаяся от нравов Содома и Гоморры…

— Я хотел дать эту сцену панорамно, с вертолета, как Бондарчук битву при Ватерлоо, — мечтательно сообщил Жарынин. — Ах, как бы я это снял…

— А что же случилось?

— Наберитесь терпения. Итак, работяги добровольно отдают «талоны счастья» за водку…