Год черной луны - Мария Спивак Страница 43

Да неужели? А раньше, до эксперимента, ты не догадывался?

Опять же — «мы с тобой»! Татка не нашлась что ответить. А он от ее молчания только раскочегарился: «Все было волшебно, а превратилось в кошмар! Я чувствую, что готов идти по трупам! Не хочу! Из-за любви к тебе я стал аморальным! Видела бы ты глаза моей жены!»

Да она в такие глаза весь прошлый год смотрела — в зеркале. И что?

Интересно, а до объявления об уходе он не знал, что изменяет жене? Я сразу вспомнила, как Иван на Лео бочки катил: та тоже крайне разрушительно влияла на его нравственность. Странная она у мужиков: вранье и двойную жизнь допускает, а честности почему-то не терпит. Но самое противное — можете меня расстрелять, я на сто процентов уверена, — если б разрыв с женой каким-нибудь образом привел к ее исчезновению из его гигантской квартиры и туда можно было бы привести Татку, Протопопов иначе смотрел бы на вопросы морали. Хоть он последнее время и заливал, что материальное потеряло для него всякое значение, он полностью изменился и понял, что в жизни истинно ценно, но… черного колдуна (Татка мне поведала про фокус с цветком) не отмоешь добела.

Ведь в реальности ситуация какая? Протопопову с Таткиным сыном и свекром не больно охота боками тереться. Значит, хотя бы на первое время надо снимать квартиру. А он этого в жизни выше крыши нахлебался. Небось как представит, что придется из своих хором черт-те куда с собакой переселяться, так дурно становится. И жаба, не сомневаюсь, душит: как? Все, что нажито непосильным трудом, жене оставлять? Да еще потом на два фронта горбатиться? Процесс накоплений заново начинать? Что называется, слуга покорный.

В общем, зуб даю: если б не это, никакие скорбные глаза его бы не остановили. Кстати, о глазах: у самого Протопопова, если ему хорошо и он в тонусе, они светятся фонарями. На отдыхе я это очень хорошо отследила. Зато в Москве все иначе — тоже наблюдала не раз, когда он при мне к Татке приезжал. Входит в квартиру дряхленьким дедушкой: серый, понурый, тусклый. А потом, через час-полтора, глядишь, энергией напитался, ожил. Взгляд заиграл, харизма, какая ни есть, на место приладилась — можно общаться. Так вот: пусть мне не рассказывают, что его «московская версия» без участия жены создавалась. Неладно что-то в датском королевстве — не только бабе Нюре, всякому ясно видно. И понятно, что Протопопову давно хотелось какого-нибудь переворота, а Татка оказалась великолепным поводом. Предпосылкой к созданию революционной ситуации. Как же: великая любовь! Где тут по-старому — нельзя. Ни верхам, ни низам.

Кризис пятидесятилетних — проблема известная. Но даже если отключиться от чисто физиологических заморочек «последнего понедельника», в таком возрасте, коли мужчина хоть в чем-то собой недоволен, он с особенной остротой мечтает о другой жизни. Естественно: самому измениться трудно, почти невозможно, да и лень на старости лет, так куда проще поменять все вокруг. Хорошо еще найти такое окружение, чтобы смотрело на тебя снизу вверх, — и мир наконец оценит, до какой степени ты мудёр.

Ну, с последним Протопопову не повезло, а в остальном, мне кажется, типичный случай. Рабочие его заслуги все в прошлом, сейчас он пожинает плоды и почивает на лаврах. Но в памяти-то сидит воспоминание о временах, когда его считали подающим надежды ученым! А люди в нем видят одно богатство. Которое мало ли откуда взялось. Таблички нет, что умом заработано. Может, нахапано — это гораздо чаще встречается. Собственно, по протопоповскому стремлению к символам успеха скорее так и подумаешь. Это ж не человек, а коллаж из престижных марок и занятий, — правда, довольно удачно составленный. Татка давным-давно говорила: «Протопопова губит природный вкус и интеллигентское воспитание. Мешают поддаться естественным порывам и утонуть в кричащей роскоши. Пошел бы он у себя на поводу — и был бы куда здоровей психически. Вредно постоянно себя ломать».

К тому же, добавлю я, когда цель достигнута, пропадает стимул развиваться дальше. Но забить на все ради какой-то сомнительной эволюции, которая неизвестно куда заведет, тоже боязно. Не всякий решится. В болоте вообще теплей, когда угнездился. Но душа просит полета, а душу не ампутируешь… вот человека и разрывает.

С женой у него, кстати, похожая история. Я не очень в курсе, что и как, но, насколько можно понять по Таткиным обрывочным замечаниям, со взаимопониманием там давно проблемы. Конечно, это по словам Протопопова; жена, скорее всего, удивилась бы, если б ей рассказали, что ее идеальный, благополучный муж много лет «тянет лямку, сжав зубы», и уверен, что все им пользуются, но никто не слышит и не замечает.

Нормальный, вообще-то, ход. Люди едут бок о бок в соседних рядах, их траектории не пересекаются — и слава богу, не то авария. А уж в одной машине попутчики, сидя рядом, вовсе не обращают внимания друг на друга. Отвлекаются очень, глазеют по сторонам. Потому-то для брачных отношений, особенно если впереди есть цель, некий «пункт Б», отчуждение — обидный, но почти неизбежный побочный эффект. Люди столь озабоченно вглядываются вдаль — как там, не замаячило светлое будущее? — что почти забывают о тех, с кем так весело выезжали из пункта А.

Другое дело, когда живешь сегодняшним днем, минутой, и тебе неважно, куда идти, — лишь бы вот с этим спутником. Но так очень редко бывает.

Короче, Протопопова подперло со всех сторон и наступил кризис. Для его разрешения, кстати говоря, подошла бы и менее достойная кандидатура, чем Татка. Ну а уж ею легко прикрываться: тут вам не хухры-мухры, а нечеловечески святые чувства! Хотя, если честно, я-то во всех протопоповских метаниях вижу не любовь, а самолюбование: вот какая у меня «Кармен-сюита». По-моему, Татка для него не живой человек, а символ, воплощение чего-то необыкновенного… черт его знает чего. Того, о чем с детства мечталось. Принцесса Греза, сказка. Если у них до быта дойдет, он, пожалуй, обидится. Причем ясно, на кого. Не на себя же.

Как, собственно, уже и произошло. Протопопов наворотил дел, довел жену, перепугался — и немедленно выкатил Татке кучу претензий. Устроил отвратительную сцену, обвинил ее во всех смертных грехах — у нее, видите ли, черное нутро и ей никого не жалко — и в довершение заявил: «Я тебя больше не люблю!» Якобы специально пытался оскорбить, чтобы она легче его забыла. Так он потом объяснял. Врал, конечно же. Просто закатил истерику от страха. Подлую и безобразную.

Татка, разумеется, оскорбилась, но все равно очень страдала и плакала. Я уж хотела ей по башке настучать: хватит рыдать из-за каждого кретина! Но не успела: через два дня Протопопов приполз просить прощения, глубоко раскаявшийся и с мешком радужных перспектив в зубах. До отлета в Америку оставалось всего ничего, Татка жутко не хотела лишаться запланированного турне — и простила, на мой взгляд, слишком легко и быстро. Я тогда еще сказала:

— Проучи его по полной программе, иначе он и дальше будет закидываться. Промаринуй как следует, пусть до последнего не знает, как едет — один или с тобой.

А она:

— Я что, Макаренко? Зачем мне это нужно?

— Хотя бы для себя.

— Я предпочитаю знать, какой он на самом деле. Можно обучить его маскироваться, но по сути он останется прежним, и все только усложнится. Да и в целом это занятие не перспективное.