Великие перемены - Герберт Розендорфер Страница 43

Мне любопытно, сделает ли он это. Если нет, тоже ничего не случится. С меня теперь хватит этого далекого будущего мира большеносых, и если мне будет суждено вернуться, я займусь другими делами.

В железной трубе я вступил в разговор с одним священником большеносых, сидевшим рядом со мной. (Ло-лан храпел, сидя позади меня. Его храп явно мешал толстой старухе в мехах, и она все время гневно отталкивала Ло-лана в сторону, в связи с чем тот просыпался, говорил: «На здоровье!» и снова засыпал.)

Священников здесь узнают по их черным одеждам. Именно в этой Империи, расположенной южнее Великого горного гребня, очень много вот таких одетых в черное мужчин.

Священник, с которым я вступил в разговор, владел языком северных людей, а также языком Империи Ю-Э-Сэй, и таким образом мы смогли довольно оживленно беседовать.

Я опять применил тут свой прием как можно больше расспрашивать, чтобы поменьше обращались с вопросами ко мне.

Но он все же задал мне один вопрос, а именно о том, как обстоят дела в Срединном царстве со сторонниками прибитого гвоздями к перекрещенным балкам обнаженного бога? Он, как и почти все священники, встречающиеся здесь, был приверженцем этой религии. Я ожидал этот вопрос и ответил на него так: «Ну да, то так, то иначе, смотря по обстоятельствам — иногда лучше, иногда хуже». Он сказал, что уже слышал что-то подобное, и был доволен моим ответом.

Итак, я в Л'име. Л'им — это город, где находится резиденция Верховного Священника религии прибитого гвоздями к расположенным крест-накрест балкам бога И Су.

Это я узнал от того самого священника, который мне много рассказывал о своей религии, и не только во время короткого пути до Л'има, но и здесь в городе, потому что — я предпосылаю это рассказу о более важных, тебя тоже интересующих вещах — священник спросил меня во время одной паузы в разговоре, есть ли у нас в Л'име жилье.

— Нет, — ответил я, — к сожалению, нет.

Если мы хотим, сказал он потом, мы можем пойти вместе с ним, потому что он знает в Л'име один монастырь (в Л'име много монастырей, хотя люди здесь не буддисты), и в этом монастыре можно довольно-таки дешево прожить; все остальное в Л'име очень дорого.

Я поблагодарил его от своего имени, а также и от имени спящего Ло-лана и принял его предложение. И мы пошли. Священник дружелюбно, как и я, вел слепого — слепой шел посередине — и вот теперь мы живем в маленькой комнатке высоко в монастыре, который однако населен не монахами, а одетыми в серое монахинями. Вблизи от нашей комнатки находится всеми используемая терраса монастыря, и оттуда открывается грандиозный вид на весь Вечный город Л'им с его многочисленными башнями и куполами, а также дворцами из мрамора.

По этой террасе мы много раз прогуливались, священник — его звали досточтимый господин Ка — и я, и он рассказывал мне о своей религии, а я слушал.

Мой дорогой друг Цзи-гу, мой верный долголетний спутник, ты прекрасно знаешь, что я не тот, которого называют набожно-глядящим религиозным человеком. Однако я не питаю презрения к набожно-глядящим религиозным людям, даже к таким, которые в своей детской непосредственности полагают, что достаточно более или менее точно выполнить религиозные обряды, и дело сделано. Я пишу тебе это потому, что знаю, что тебя интересуют вопросы религии. Разве мы не часто беседовали с тобой об этом? Разве не ты произнес однажды, что «с некоторых пор начал сомневаться в не-существовании бога»? Ты позволил и мне воспользоваться этими словами. Но несмотря на это, нас интересовало все, что связано с религией. Религия необходима для того, чтобы содержать народ в здоровом состоянии. Этот суррогат демона Ка Ма'с однажды сказал: «Религия — опьяняющий дым для народа». Это вздор, как и все, что говорил тот самый Ка Ма'с. Религия — лекарство для народа. Народ не может существовать без души, а религия — истинная она или ложная — питает душу. Если народу запретить религию, как это случилось в странах Л эй Нина, то он станет изнутри пустым: маленькие блуждающие белые дыры. Я всегда объяснял унылый вид достойных сожаления жителей Красной провинции тем, что у них вынули душу.

Но вернемся к моему отчету о религии того самого прибитого гвоздями к перекрещенным балкам бога, которого здесь называют «сыном человеческим». Я хотел бы (но, к сожалению, не смогу) дословно передать содержание тех бесед, которые я вел с высокочтимым господином Ка сначала в поезде, а затем в течение многих дней на террасе монастыря.

Приведу их вкратце.

Ты знаешь, и я знаю, что наш великий мудрец с Абрикосового холма — Кун-цзы [65]действительно жил на свете. Мы с тобой знаем, что сейчас (я имею в виду наше с тобой родное время) он почитается как бог. Но мы также знаем, что он не бог и никогда им не был. Нечто подобное относится и к «сыну человеческому», насколько я понимаю то, что господин Ка рассказывает мне или зачитывает из книжечки «Благая весть о сыне человеческом». «Сын человеческий» судя по всему был особо выдающимся, достойным восхищения человеком, истинно благочестивым проповедником, учившим людей приблизительно в середине нашей эпохи Хань [66]где-то в отдаленной восточной провинции Империи Л'им, что — а это не особенно далеко отстоит от всего истинного ценного, что можно вынести из учения Кун-цзы — недостаточно безмозгло следовать религиозным обрядам и обычаям, что необходимо всемерно напрягать свой мозг, чтобы постигнуть бога, дух его творения и его любви.

Кроме того, нельзя относиться к своим ближним с пренебрежением и жестоко обращаться с ними.

А потом они прибили его гвоздями к кресту. Понятно: проще безмозгло исполнять обряды, чем думать о боге.

Теперь я буду смотреть на многочисленные портреты этого «сына человеческого» совсем другими глазами.

Но случилось то, что должно было случиться, и так, как это всегда происходит. Его ученики, или те, кто себя считал таковыми, присвоили себе его прекрасное учение. Это всегда плохо. Они выдумали нелепейшие вещи: что он после смерти воскрес, что его произвела на свет с помощью святого голубя женщина, оставшаяся тем не менее после этого девственницей, и тому подобные привлекательные сказки. Кроме того, они постепенно сделали из доброго «сына человеческого» — как у нас из мудреца с Абрикосового холма — бога, причем он расщепляется у них на Трех богов, которые в свою очередь образуют все вместе одного бога…

— А где в этой маленькой книжечке, — спросил я господина Ка, — «сын человеческий» говорит, что он бог?

— Ну, не прямо, — вынужден был признаться он, — но…

— Но здесь не годится, — сказал я.

— Он спас человечество, — сказал он.

— От чего? — спросил я.