В запредельной синеве - Карме Риера Страница 42

– Боже, какой длинный день! – восклицает Мария Агило. – И как же я хочу домой!

Вот они и на Пласа Нова. У церкви Святой Евлалии сворачивают на улицу Сежель. И – останавливаются как вкопанные. А что же им остается делать, если дорогу преграждает помощник алгутзира верхом на коне?

II

Это она – несчастная одержимая – подняла крик. Голося что есть мочи, она хваталась за засовы, щеколды и задвижки, открывала окна и двери в доме и обличала воров, которые у нее все украли и перевернули вверх дном. Воров и ведьм, наславших на нее порчу. Ни сестра, ни обе служанки так и не смогли ее утихомирить и заставить замолчать. Она хотела бежать прочь из этого заколдованного дома, чтобы ее не нашли враги, для которых нет ничего святого. А когда ее не пускали к воротам, она дрожала, задыхалась, рвала на себе волосы и билась головой об стену. И как заведенная повторяла, что во всем виноваты одни ведьмы.

– Проклятые ведьмы украли у меня Марию, оставили меня одну! Да где такое видано?!

– Да не волнуйся ты, вернется она! – уговаривала ее сестра. – Мария просто пошла прогуляться. Ведь сегодня воскресенье.

– А ты еще откуда тут взялась? Я тебя знать не знаю! – воскликнула старуха и широко открыла бессмысленные, но пристально глядящие глаза, будто пытаясь все же вспомнить случайную знакомую. – Темно здесь!

– Ведь это же я, Эстер!

– Да кто ты такая и что здесь делаешь? – переспросила безумная, словно не слышала ее, и с силой потянула за прядь волос, которая вылезала у сестры из-под чепца. – А вы-то, вы-то знаете, кто она? – допрашивала она служанок, растягивая по привычке последнее слово.

– Это ваша сестра, – ответила ей Жерония.

– Нет у меня никакой сестры, – не унималась она.

– Хватит, дорогая моя Катерина, – сказала Эстер и мягко взяла ее за руку. – Хватит. Посмотри на меня хорошенько. Конечно, у тебя есть сестра.

– А ты не умерла? – спросила старуха, долго-долго изучавшая Эстер, будто пыталась заглянуть ей в душу, и как будто озаренная искрой прежнего воспоминания, которое внесло некую связность в ее пораженные беспамятством мысли.

– Нет, Катерина, еще не умерла. Разве ты не видишь, что я живехонька?.. Видишь, да? Видишь…

– Это все ведьмы. Ведьмы тебя обернули в саван. Ведьмы, ведьмы, ведьмы!.. – Она снова принялась как заведенная твердить это слово, будто оно прилипло у нее ко рту, будто она повторяла заклинание, чтобы отворить двери тайной комнаты с сокровищами.

– О, Господи! За что ты меня так наказываешь?! – воскликнула Эстер Боннин. – Не знаю, как я это вынесу!

– Ведьмы, проклятые ведьмы! – продолжала злословить старуха.

– Катерина! – крикнула сестра. – Оставь в покое ведьм! Пусть идут прочь! Они нам не нужны! Ты же видишь, я пришла посидеть с тобой.

– Это с ней из-за ветра такое, – вмешалась Жерония. – Этот чертов ветер ничего хорошего не сулит. Уже давно ей не было так худо.

– Ведьмы, проклятые ведьмы…

Катерину Боннин закрыли в ее комнате и уложили на кровать. Кажется, она задремала. Ее уже напоили отваром из липы, мяты и мака – он успокаивает нервы – в надежде унять припадок. Она лежит с закрытыми глазами и, кажется, немного успокоилась. Все вышли на цыпочках из комнаты и спустились вниз. Эстер села у очага на кухне, а Жерония, уже давно прислуживавшая в доме, вернулась в свою каморку, где она живет вместе с племянницей. Маргарита работает в доме Вальса Старшего всего год и, хотя еще не привязалась к ним, как Жерония, все же чувствует себя у них лучше, чем в доме каноника Амороса: тот считал каждый съеденный ею кусок и без конца докучал ей. Но ни Эстер, ни Жеронии не удалось передохнуть и десяти минут. Вскоре они услышали, как старуха поднимается по лестнице и долго топчется, наконец открывает дверь на крышу и там поднимает страшный шум, воет, и громко кричит, и зовет соседей на помощь, желая выйти из этого замороченного дома. Она совершенно уверена: все, что в нем творится, это колдовство и сглаз. Кудахча, она поминает имя тетушки Толстухи, знахарки, и обвиняет ее в том, что та украла у нее дочь.

– Эй, ведьмы, ведьмы! – повторяет она зловеще под завывания ветра, от которого развеваются ее юбки, и делается похожей на призрак. Ни Эстер, ни Жерония, ни поднявшаяся с ними Маргарита не могут ее угомонить. – Ведьмы, ведьмы, сатанинские отродья, вы у меня украли мою дочь! Но вы попляшете на огне, я вам обещаю!

– Ну-ка, сударыня, – перебивает ее Жерония, – что это вы тут устроились наверху на таком ветру? Пойдемте-ка лучше вниз!

Безумная женщина на мгновение умолкает и тут же принимается сражаться с ветром, треплющим ее пучок. Эстер подходит к ней поближе, но едва она пытается обнять сестру за спину, чтобы проводить ее вниз, как та бросается на нее, кусаясь и царапаясь. Жерония и Маргарита стараются защитить Эстер, но и им достается от бешеной старухи.

– Ах, сестрица, и зачем только меня оставили с тобой! – громко восклицает Эстер Боннин и тут же спохватывается, видя, что вокруг собрались чужие – люди из дома Перони. Кому-кому, а им-то как раз и не стоило ничего знать! Но у нее еще будет время придумать, как поправдивее объяснить эту позорную сцену.

Никакими силами Катерину Боннин не удается вразумить. Едва к ней пытаются притронуться, она начинает драться и истошно орать, словно кот, с которого живьем сдирают шкуру.

– Мы сладим с ней, только если накинем на нее сеть, – кричит Жерония.

– И вправду, тетушка! А что, если позвать соседей? Может, они нам помогут?

– Сколько еще нам стоять на таком ветру? Слава Богу! – говорит Эстер, заметив, как через стену с соседской крыши перепрыгивает Томеу Агило – он живет через два дома и, услышав крики, поднялся узнать, что за сумасшедшая подняла переполох.

– Эй, хозяюшка дорогая, что же это такое делается? Ты что, не видишь, какой сегодня ветер? Сейчас мы все улетим! Ну-ка, давай, давай в дом! Пошли, пошли… Спускаемся.

Поначалу Катерина упирается изо всех сил, но потом, как ребенок, поддается, и юноша ведет умолкшую старуху по ступенькам вниз, в ее комнату.

– Просто чудо какое-то, Томеу, – бормочет Эстер, – не знаю, как тебя и благодарить!

Дверной молоток громко и настойчиво стукает.

– Откройте! Что тут за переполох! – раздается скрежещущий и колючий, как наждачная бумага, голос помощника алгутзира.

– Иду, иду! Иисусе, святой Антоний! – причитает Жерония. – Что за суматошный день! Чертово воскресенье!

Она отодвигает щеколду, берет в руки замок и поворачивает ключ в скважине.

– Я услышал крики тетушки Катерины на углу улицы Сежель. Пусть выйдет папаша Габриел! Или никого из хозяев нет дома? – рявкает, как обычно, Риполь, обращаясь к служанке. – Почему они бросили эту несчастную женщину одну в воскресенье?

– Они пошли прогуляться, – отвечает Эстер, которая быстро подошла к двери, едва увидев непрошеного гостя. – Поэтому и пришла я, чтобы составить ей компанию… Да хоть бы я и не пришла, она все равно не осталась бы одна: разве служанки из некрещеного теста выпечены?