Лишенная детства - Софи Анри Страница 41

Вы говорите о защите граждан? В деле организации их безопасности последнее слово остается за звонкой монетой.

В 2008-м Николя Саркози попросил первого президента Кассационного суда разработать ряд мер, которые помогут «сократить риск рецидивов в среде преступников, признанных опасными для общества». Спустя три месяца Венсан Ламанда, высокопоставленный чиновник, упомянутый выше, подал президенту толстый доклад, напичканный разумными рекомендациями. Чтобы помешать насильникам и убийцам «вернуться на кривую дорожку» после освобождения, мсье Ламанда предлагает, во-первых, строже оценивать, насколько большую опасность представляют преступники, осужденные за преступления сексуального характера, ведь очень часто они не являются душевнобольными и прекрасно ведут себя в тюрьме. Каким образом? Поддерживая исследования в сфере криминалистики, обучая специалистов по оценке опасности индивидуума и прекратив практику привлечения психиатров к юридическим экспертизам. Автор рекомендаций просил также обеспечить каждому заключенному, кто в этом нуждается, с момента его заключения под стражу лечение, психологическую и образовательную поддержку, чтобы время пребывания в тюрьме не пропало для них даром. Но на все это, разумеется, нужны деньги. Финансы, человеческие ресурсы, оборудование. Больше персонала, который помогал бы сверхзагруженным судьям по исполнению судебных постановлений. Больше денег, чтобы расширить ряды врачей, работающих в пенитенциарной системе, и чтобы набрать новых врачей-координаторов. Больше рабочих мест для советников по социальной реадаптации и пробации. Это не кажется сложным, и если бы соответствующие меры были приняты, когда судили Да Круса, Мари-Кристин, конечно же, осталась бы в живых. Но сегодня, как и вчера, голос здравого смысла слишком слаб, чтобы его услышали.

Из двадцати трех рекомендаций, сформулированных председателем Кассационного суда мсье Ламанда, правительством взято на заметку только три — те, что касаются изменений в законодательной базе. Все остальные, на реализацию которых нужны хоть какие-то средства, преданы забвению.

Своим решением наши избранники продемонстрировали, что по-прежнему не стремятся обеспечить нормальную работу системы правосудия, а тюрьмам — дать возможность нормально выполнять свою основную функцию: наказывать опасных индивидуумов, способствовать их нормальной реинтеграции и защищать от них общество. У серийных убийц в камерах имеются телевизоры, а вот докторов в тюрьме нет. Гаджеты, придуманные, чтобы следить за преступниками после освобождения, не могут изменить реальность: ни ношение электронного браслета, ни факт фигурирования в электронной базе данных преступников никому не могут помешать совершить новое преступление.

В свете убийства Мари-Кристин Одо вся эта «борьба с ветряными мельницами» в пенитенциарной сфере выглядит карикатурой на саму себя.

Как только об убийстве Мари-Кристин заговорили средства массовой информации (это случилось в конце сентября 2009-го), нам — отцу, матери и мне — все вдруг поверили. Оказывается, все началось в Эшийёзе. На нас вдруг перестали смотреть как на кликуш, наводящих на всех уныние, перестали считать лжецами. Некоторые наши соседи даже извинились перед матерью за то, что сомневались в ее правдивости. Весь город пребывает в ужасе. Они словно забыли о том, что я вынесла по вине Да Круса, его прошлые преступления как будто стерлись из их памяти! Однажды ночью горожане начинают швырять яйца и обливать краской дверь его дома. Послание яснее ясного: супруге Да Круса Марии больше не рады в этом городке. Отвергнутая всеми, однажды она исчезает вместе со своими детьми. Она оставляет свою булочную и навсегда уезжает из Эшийёза, обитатели которого не хотят знаться с убийцей и членами его семьи. Благосклонное вчера и жестокое сегодня общество, которое прежде так охотно верило супруге преступника и приняло ее мужа, когда он вышел на свободу, отвернулось от Да Крусов так же единодушно, как и простило их. Мой город — уменьшенная модель общества в целом; его жители предпочитают как можно дольше прятать голову в песок, словно страусы. Люди не могут или не хотят верить, что среди них тоже есть хищники. Но происходит убийство, и общество просыпается, требует возмездия. Политики торопятся вмешаться: они шумно и бестолково суетятся, а потом, словно фокусники, «вынимают из шляпы» новый закон.

После убийства Мари-Кристин в высших правительственных кругах — паника. Жители всей страны, а не только Эшийёза, взволнованы. Изнасилование, заключение под стражу, освобождение, убийство… На форумах в Интернете, в бистро, за семейным столом — словом, всюду только и разговоров, что об этом деле. Правительство не хочет огорчать своих избирателей, поэтому торопится как можно скорее принять меры. Министерство внутренних дел «нажимает» на судей, освободивших Да Круса; Елисейский дворец объявляет о «намерении активизировать ранее принятые меры по предотвращению рецидивов»; премьер-министр «разделяет горе сограждан в связи с этим ужасным преступлением»; официальный представитель UMP ^[29] требует введения в действие постановления о кастрации химическим способом, которое, кстати, уже принято. Каждый торопится дать свой комментарий. Судебные чиновники, которых обвиняют в том, что они выпустили чудовище, возмущаются. Оппозиция во весь голос кричит, что на судебную систему выделяется слишком мало средств. В общем, царит ужасная какофония.

Я тоже вношу свой вклад в полемику.

Как только стало известно о похищении Мари-Кристин, возле моего дома постоянно вертятся журналисты, умоляя каждого встречного дать им номер моего мобильного. Они хотят услышать рассказ первой жертвы, то есть меня. На первых порах я категорически против. Выступить в телепередаче? Об этом не может быть и речи! Никто из моих соучеников и преподавателей, ну, или почти никто, не знают о моем прошлом, а я, памятуя, сколько мучений мне пришлось пережить когда-то из-за клейма «изнасилованная», дорожу анонимностью. Все это так, но… Если я соглашусь дать интервью, то смогу во всеуслышание обличить систему, дефекты которой привели к столь предвидимой драме. Один-единственный раз меня захотели выслушать, так имею ли я право отказаться? Если не я расскажу, что сделал со мной Мануэль, кто расскажет? Идея публичного выступления некоторое время зрела во мне. И вот, чтобы доказать всем болванам, считавшим меня обманщицей, что я говорила правду, я решаюсь сделать это.

Я рассказываю об изнасиловании, о том, что меня преследовало ощущение, что я — не первая жертва Да Круса, и, без сомнения, не последняя. Рассказываю, что этот монстр бывал в Эшийёзе, несмотря на запрет суда, однако суд позволил ему выйти на свободу, причем дважды, в итоге на пять лет раньше назначенного ему срока. И без всякого наблюдения. Я говорю о странностях судебной системы, которая позволила преступнику вернуться в родной город и поселиться чуть ли не напротив моего дома. Меня даже не предупредили об этом, заявив, что «меня это не касается». Я утверждаю, что эксперты оказались некомпетентными, что правосудие не выполнило свою миссию, что понадобилось убийство, чтобы этого человека наконец признали опасным для общества. Я слово в слово повторяю то, что говорила раньше, разве что на этот раз передо мной микрофоны и камеры. Интервью со мной звучит на всех радиостанциях, его показывают на телевидении, выкладывают в Интернете, печатают в газетах. Благодаря участию массмедиа совершается чудо: в ту же секунду, как мое фото появляется на страницах газет, звонит мой мобильный: мадам министр юстиции желает со мной встретиться. Сегодня же, разумеется! Много лет наши с родителями голоса были голосами вопиющих в пустыне, но теперь, когда у нас на лбу написано: «Их показывали по телевизору», нас желают выслушать.