Сестра моего сердца - Читра Дивакаруни Страница 41

В доме в Бардхамане продолжалось свадебное веселье, но наверху, где я сидела на высокой кровати, украшенной цветами, было достаточно тихо, чтобы можно было услышать, как тяжело и неровно бьется мое сердце. Отныне эта комната, которая раньше принадлежала родителям Рамеша, а еще раньше его бабушке и дедушке, стала моей. Я была совершенно вымотана свадебной церемонией, на мне всё еще было надето тяжелое пурпурное сари, но, несмотря на то что я вспотела, мне было холодно — холодно от страха. В моих ушах раздавалось эхо фраз тетушек-подружек мамы. Кто-то бережно положил на кровать кружевное прозрачное сари для сна, но мне было противно даже думать о раздевании и дальнейшем. О чужих руках, которые будут властно и похотливо ощупывать меня.

Вся свадебная церемония прошла для меня в тумане оцепенения. Я благодарно укуталась им, как волшебным покрывалом, защищавшим меня от внешнего мира. Я вставала, садилась, снова вставала, повторяя мантры и улыбаясь, когда нужно. Мне казалось, что если я не буду думать о том, что происходит, то все обратится сном. Но мое покрывало оцепенения разорвалось, когда Анджу посмотрела на меня с отвращением, бросив мне в лицо обвинения в том, что я соблазнила ее мужа. Ничто сейчас не могло облегчить тяжести отчаяния и страдания, обрушившегося на меня.

Моя первая брачная ночь. Как часто я мечтала о ней в прошлом году. Я представляла, с какой нежностью муж поднимет прозрачное покрывало, скрывающее мое лицо, как робко поцелует мои веки, как будет шептать ласковые слова, с помощью которых раскроет все тайны моего тела. А теперь, думая обо всём этом, я содрогалась от отвращения.

Ашок, какие ядовитые шипы терзали сегодня твое сердце? Когда я вспоминала слова из твоего письма «пусть тебя так же предадут те, кого ты любишь», горький смех готов был вырваться из моего сердца. Твое проклятие уже исполнилось: сегодня я увидела ненависть в глазах моей любимой сестры, ради которой я отказалась от тебя, совершив самое страшное из предательств.

Я заслышала на лестнице шаги и громкий смех друзей, которые провожали Рамеша до спальни. Он попрощался с ними и вошел. Щелчок замка был похож на звук выстрела. Когда Рамеш приблизился ко мне, я, не в силах сдержаться, задрожала. Я плотно сжала руки, чтобы не дать ему преимущества — не выказать свой страх. Рамеш сел на кровать — очень легко и не слишком близко ко мне. Мы оба молчали: я была не в состоянии начать непринужденный разговор, а ему, кажется, вообще было всё равно. Когда он склонился ко мне, чтобы взять за руку, я вздрогнула. Он начал что-то говорить, но почти сразу замолк. Затем сплел пальцы с моими, негнущимися и посмотрел на наши руки: переплетение темного и светлого цвета. Наконец Рамеш спросил:

— Неужели я так уродлив?

Я с удивлением подняла на него глаза. Я совсем не ожидала услышать от моего самоуверенного мужа — по крайней мере, таким он показался во время свадебной церемонии — такого вопроса. Я услышала в его голосе разочарование и боль. Почему-то это немного уменьшило мой страх.

Видимо, Рамеш всегда знал о своей посредственной внешности, но в последние дни ему приходилось нелегко, слушая восхищенные замечания родственников по поводу моей красоты. Многие мужья раздражились бы, что столько внимания уделяется их женам, а их не замечают, но Рамеш оказался достаточно терпеливым.

Даже когда какой-то старик назвал меня «богиней Лакшми, сошедшей на землю», улыбка не исчезла с лица Рамеша.

Но сейчас печаль в его голосе ранила. Благодаря своей матери я знала, каково это — постоянно чувствовать себя недостаточно хорошим для любимого человека. И мне совсем не хотелось, чтобы кто-то испытывал те же самые чувства из-за меня.

Если бы Рамеш был женщиной, я бы обняла его и сказала, что дело совсем не в нем, а в той невыносимой ситуации, в которой я оказалась, и никто, кроме меня, в этом не виноват. Но я боялась дать ему хоть малейший повод неверно истолковать мой порыв. И я, сосредоточенно глядя на серебряные кольца, еле-еле поблескивающие на пальцах моих ног, сделала усилие и выдавила:

— Просто всё так непривычно для меня… Я не могу… Извини…

И, несмотря на то что мои слова прозвучали совсем тихо и неубедительно, Рамеш с облегчением рассмеялся.

— Я прекрасно тебя понимаю. Я не думаю, что принуждением можно добиться толка. И с радостью готов подождать, чтобы ты… мы узнали друг друга получше.

Мы лежали рядом на кровати с выключенной лампой, стараясь не прикасаться друг к другу. Я вся была как натянутая струна, не до конца доверившись ему. От тетушек я слышала много разных историй про первую брачную ночь. Но Рамеш спокойно и неторопливо говорил, вежливо замолкая, чтобы я могла ответить. Он рассказал о своей работе и о том, как он ее любит; какую радость приносит успех в сложных делах; как он представляет себе каждый проект еще задолго до его воплощения в жизнь. Об узких сверкающих линиях новых железных дорог, проложенных там, где это казалось совершенно невозможным; о чистых изгибах железнодорожных мостов над пропастями, полными тумана.