История одного предательства, одной страсти и трех смертей - Метин Ардити Страница 41

Павлина вдруг удивилась:

— Так, значит, они умерли одновременно, как отец и дядя?

— Действительно, я об этом и не подумал, — заметил священник — Как странно… — Помолчав, он добавил: — Похороны будут завтра в четыре часа дня. Приезжай, даже если опоздаешь. Мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно.

— Важно?

— Для тебя и для меня, Павлина.

— Я приеду.

Когда мать целовала ее в детстве, когда она была маленькой, то делала это через силу, как бы вынужденно. Всегда была скупа на ласку, вечно сдерживала порывы чувств, словно запретила себе быть ласковой с дочерью.

А вот отец с ней был нежен, был горд ею. Гордился и тем, что Павлина в свою очередь гордится им, восхищается его силой, страстью, которую он вкладывал во все, что ни делал. Павлина говорила отцу: «Ты ловишь самую красивую рыбу, папа». Она чувствовала, что ее слова вызывают у него прилив гордости, и эта гордость, в свою очередь, наполняла ее детскую душу бесконечной любовью и благодарностью по отношению к отцу.

Шриссула настояла на своем участии в поездке. Павлина пыталась разубедить ее:

— Я и одна доеду.

— Я тебя не брошу, вот и все, — возразила Шриссула.

Через два часа они уже сидели в автобусе «Swissair», курсирующем между вокзалом Корнавен и аэропортом.

Павлина бросила взгляд на Женеву: красивый, элегантный, спокойный город с выдержанным характером. Город, где счастье поделено между всеми поровну. Через двенадцать лет после приезда сюда Павлина нашла здесь свою дочь. Ей больше не надо искать Андриану.

В Афинах, когда они уже ехали в такси, Шриссула взяла Павлину за руку. Та ответила пожатием.

— О чем таком чудесном ты сейчас думала? — Шриссула провела по щеке Павлины согнутым указательным пальцем.

— Я думала о малышке, — сказала Павлина.

— Я так и думала, — улыбнулась Шриссула.

Машина уже ехала по дороге вдоль берега моря, они миновали Алимос, Каламаки, Эдем. Во Вьё-Фалере она остановилась у светофора, напротив гостиницы «Лидо».

Шриссула смотрела на двери гостиницы и думала о том, что все они умерли: Павлос, госпожа Катина, господин Панайотис, Стелла. Все или почти все. Ей было неизвестно, жива ли еще Деспина.

Шриссула взглянула в сторону улицы Займи и пришла в сильное волнение. Ее бакалейный магазин находился в двух шагах от них на углу улицы Ахилла, но отсюда его не было видно. Вот если бы машина повернула к улице Эантос… Шриссуле хотелось попросить об этом водителя, но она передумала.

Здесь прошли ее лучшие годы… Павлос обращался с ней как с настоящей дамой. Лефтерис, ее милый башибузук, дал ей возможность вновь пережить наслаждение и говорил ей такие красивые и чудесные слова на турецком. Счастье переполняло ее. После трагедии с Павлосом она почувствовала себя виноватой, но цена, ею заплаченная, все равно оказалась не слишком высокой.

В ее жизнь вошла Павлина. Шриссула смахнула набежавшие на глаза слезы. Она повернулась к Павлине и удивилась тому, что на лице подруги были написаны совсем другие чувства. Когда-то давным-давно Павлина была уверена, что ее ребенок находится где-то здесь, рядом, в двух шагах от нее, и теперь, судя по виду, она вспоминала об этой ошибке как о страшном поражении.

Жизнь Павлины изменится.

От Пирея они спустились пешком до Марина Зеа, чтобы купить билеты на завтра. Глиссер уходил в десять часов утра. В полдень они будут на Спетсесе.

Среда, четырнадцатое мая 1975 года

На острове они сняли комнату у Барда-коса, в гостинице «Солнце».

— Встретимся в монастыре? — предложила Павлина Шрисулле.

— Храни тебя Господь, — ответила подруга.

Стояла теплая погода. Павлина обогнула церковь Святого Николая, прошла берегом Старого Порта и поднялась к монастырю.

— Пройдите через двор, — сказала ей монахиня в покое для посетителей. — Минуете церковь и увидите дом отца Космаса, он будет слева от вас. Он вас ждет.

Заслышав шаги Павлины, Космас вышел на порог, внимательно, изучающее посмотрел на нее, потом вдруг улыбнулся и широко распахнул руки. Они крепко обнялись. Он снова взглянул на Павлину, на этот раз с очень близкого расстояния — глаза в глаза:

— Я счастлив видеть тебя, Павлина. Скорбна причина твоего появления здесь после стольких лет отсутствия, однако все эти годы я не терял надежды, что придет день, когда я смогу поговорить с тобой. Вот он и пришел. Ты здесь. Пошли со мной.

Жилище священника состояло из маленькой комнатки и кухни, одновременно служившей гостиной. Сквозь полуоткрытую дверь Павлина успела рассмотреть келью священника. В крошечном помещении с белыми стенами стояли узкая кровать, маленький столик, стул и молитвенная скамеечка с двумя иконами и лампадой.

Космас и Павлина уселись друг против друга за кухонным столом.

— Я слушаю вас, отец мой.

— Сейчас половина второго. Похороны состоятся в четыре часа. У нас еще есть время.

Священник очень серьезно посмотрел на нее:

— До вчерашнего утра и в течение тридцати шести лет только двое знали историю, которую я тебе сейчас расскажу: твоя мать и я. Эта история повлияла на всю твою жизнь. И на мою тоже. Эта очень тяжелая история, Павлина, полная мук и страданий. Но она также и очень красивая. Она исполнена страстей, это история любви, жизни и смерти. История, подобная тем, что тысячами проходят перед глазами Господа с тех пор, как Он создал мир. Он все видит, Он судит и, я уверен, Он прощает, если проступки людей вызваны любовью, а сами согрешившие раскаиваются искренне и глубоко.

— Я не знаю, что и думать, отец мой…

— Наберись терпения на эти несколько минут. Я должен сказать тебе правду. Я говорю ее тебе, но не знаю, облегчит ли моя исповедь, а это исповедь, Павлина, священник исповедуется перед тобой… Так вот, я не знаю, осложнит это или облегчит твое положение. Эта история лежала тяжким грузом на моей душе бедного священника тридцать шесть лет, а последние семнадцать лет бремя ее казалось мне особенно тяжким. Но при этом она озарила мою жизнь невидимым светом… Мои слова, конечно, кажутся тебе неясными, объяснения запутанными. Поди пойми, что делается в душах людей… В общем, я скажу тебе все, ты должна это знать.

Отец Космас сделал паузу, затем продолжил:

— Я открою тебе тройной секрет, Павлина.

— Мне страшно, отец мой.

— Да поможет тебе Господь. За шесть месяцев до твоего рождения твоя мать пришла ко мне. Было это ноябрьским утром. Я служил в церкви Святого Спиридона в Даппии. Ты помнишь эту маленькую церковь?

— Та, где отпевали моего отца и дядю?

— Именно так. Память моя сохранила все так, словно это было вчера. На службе присутствовали три женщины, потом пришла твоя мать. Анна, жена Тассоса, помнишь, та, что держала бакалейную лавку неподалеку… — Павлина улыбнулась. — Так вот, Анна не хотела уходить, не рассказав о том, что ее муж не хочет третьего ребенка. «Это действительно чересчур много — трое детей, скажи мне, отец мой?» — спрашивала она меня. Они никак не могли договориться. Она умерла две зимы назад, ты знала об этом? — Павлина отрицательно покачала головой. — Я отвлекаюсь… Старею, знаешь ли… До того как приехать на Спетсес, я долго был священником в Трикале, двенадцать лет, моя семья оттуда родом… Мой отец разводил баранов… Я сам думал разводить баранов, знаешь, как мои братья… По сути, я тоже стал пастухом, как они. Пастырем. В общем… Теперь мне шестьдесят девять лет…