Информация - Мартин Эмис Страница 41

Теперь — вот уже много лет — «Маленький журнал», пошатываясь, бредет по городу, стыдливо пряча лицо то ли бродяги, то ли попрошайки. Его то и дело насильственно изгоняют из той или иной трущобной квартирки, временами он отсиживается в темноте за ободранной дверью, как какой-нибудь незаконно вселившийся скваттер в вонючей майке. Денег хронически не хватает. Деньги всегда на исходе. Его самобытность — единственное, чего у него с избытком, — носит патрицианский характер. Его владелец и издатель, несмотря на безнадежное убожество окружающей обстановки, всегда является в монокле и с изящной табакеркой. Неподражаемо беспомощный и без конца сетующий на судьбу, «Маленький журнал» старается вытянуть денег из любого, кто оказался поблизости. Войдите в его дверь в цилиндре и кашемировом пальто, и через пару недель вы будете ночевать на улице. С другой стороны, у «Маленького журнала» действительно есть своя позиция в этот изворотливый материалистический век. Позиция эта заключается в том, чтобы не платить людям. Если же платить, то платить очень мало и с огромными задержками. Типографии, домовладельцам, налоговым инспекторам, разносчикам молока, постоянным сотрудникам: им платили сущие гроши и всегда, когда уже деваться было некуда. Никто не знал, куда уходят «взносы» — мелкие займы и щедрые пожертвования, которые «Маленький журнал» пускал в дело: социальные пособия и приданое, деньги, откладывавшиеся на «черный день», и состояния, накопленные пятью поколениями рода. Истории некоторых журналов — это истории успеха и процветания, но над историей этого журнала можно было лишь разрыдаться: даже Ричард Талл после года невознагражденного труда вдруг обнаружил, что и он выписывает сидящему в кресле главного редактора плакальщику в монокле чек на тысячу фунтов стерлингов… Ричард редактировал половину журнала. Впрочем, часто он редактировал и другую половину. Каждый второй понедельник он приходил и делал литературное обозрение. Каждую вторую пятницу он приходил и делал раздел «Культура и искусство». Все остальное время он писал «вставки» — разумеется, бесплатно и анонимно, хотя считалось, что об этом все знали (на самом деле об этом знал лишь очень узкий круг).

Сегодня была пятница. Ричард пришел в редакцию. Зонтик, бабочка, зажатая под мышкой увесистая биография, сигарета в зубах. Он остановился на Фрит-стрит перед тройной дверью, за которой кроме редакции «Маленького журнала» располагались еще турагентство и магазин, торговавший одеждой для очень высоких и очень полных людей. Он остановился и посмотрел себе под ноги. Он посмотрел себе под ноги, потому что бродяга, через которого он собирался перешагнуть (бродяга сосредоточенно ел пластмассовой ложкой собачий корм из жестяной банки), был как две капли воды похож на оперного критика из «Маленького журнала». Сходство было поразительным, и Ричард чуть было не произнес: «Хьюго?» Но это был не Хьюго. Или Хьюго не был бродягой. Во всяком случае, пока: на этой неделе. Ричард вошел и с облегчением увидел Хьюго, лежавшего лицом вниз на ступеньках лестницы, ведущей в расположенную на втором этаже редакцию. Перешагнув через Хьюго, Ричард снова остановился, пытаясь распознать источник странных звуков, навевающих мысли то ли о лежбище тюленей, то ли о дельфинарии, — протяжный вой, гиканье, громогласные утробные фиоритуры. Выяснилось, что звуки доносились из уборной на лестничной площадке. Оттуда вышел балетный критик Козмо. После этого Ричард вошел в литературный отдел. К нему подошла его секретарша и помогла снять плащ.

— Спасибо. Как дела, Энстис?

Не поднимая головы, Энстис сообщила ему все, что ему нужно было знать. Не было нужды говорить Ричарду об оперном критике, или о балетном критике, или же о радиокритике. Радиокритик был здесь — высунувшись из окна, он тер глаза и глубоко дышал. Не было необходимости говорить и о критике раздела изобразительного искусства, который сидел за столом и всхлипывал, уткнувшись в мокрые от слез ладони. Ричард спросил о кинокритике, и ему рассказали жуткую историю — оказалось, что несколько часов назад он выскочил на минутку купить сигарет. Ричард был рад услышать, что театральный критик, который готовил театральное обозрение для ближайшего номера, сидит в своем закутке наверху. Ричард решил к нему заглянуть и справиться, как идут дела. Бруно сидел за маленьким столиком, а его голова, как обычно, лежала на клавиатуре пишущей машинки. Ричард ухватился за его волосы и с силой потянул вверх: так ему удалось увидеть, что Бруно, прежде чем отключиться, почти успел закончить первое слово своей статьи. Ему удалось напечатать «Чехо…». Ричард слышал, что темой обозрения Бруно была новая постановка «Трех сестер». Подходя к литературному отделу, Ричард увидел поднимавшегося по лестнице кинокритика. Лицо кинокритика выражало полное безразличие, но двигался он так целеустремленно, что наверняка врезался бы в противоположную стену за столом Энстис. Но на пути кинокритика оказалась коленопреклоненная фигура балетного критика. Ричард вышел из литературного отдела и, переступив через кинокритика и балетного критика, направился в кабинет издателя, располагавшийся этажом выше: он там скрывался, когда там не скрывался сам издатель.

Прежде всего его интересовало следующее. Почему до сих пор нет никаких известий от Гэл Апланальп? Почему до сих пор не надрывается телефон? Где же длинный, благожелательный и детальный критический разбор его романа «Без названия»? Можно ли ставить на Стива Кузенса? Ричард подумал: а что ему мешает взять и самому позвонить Гэл Апланальп. Должно быть, гордость и сознание собственной значимости как писателя. Поэтому, закурив сигарету, он взял и позвонил Гэл Апланальп.

— Дело движется, — сказала она. — Фактически вопрос решен.

Само собой, она имела в виду не роман Ричарда, а литературный портрет Гвина Барри на 5000 слов, вызвавший широкий интерес. Гэл назвала сумму, которая равнялась годовой зарплате Ричарда в «Маленьком журнале».

— А что с моей книгой? — помолчав, спросил он.

— Я оставила для нее выходные. Сегодня же вечером заберу ее домой. Гвин говорит, она замечательная.

— Гвин ее не читал.

— А-а.

Попрощавшись, Ричард повесил трубку и попытался заняться какой-нибудь конструктивной деятельностью. Он обзвонил нескольких издателей, выяснил названия трех книг и запросил на их рецензию. Автором первой книги была Люси Кабретти, автором второй — Эльза Отон и автором третьей был профессор Стенвик Миллз. Вы, возможно, помните, что эти три человека входили в жюри премии «За глубокомыслие». Затем, обзвонив нескольких сотрудников «Маленького журнала», Ричард договорился о трех положительных рецензиях. Поверьте, у него были на то свои причины. Когда он уже собирался встать и отправиться к Энстис, она сама заглянула в комнату и внимательно посмотрела на Ричарда.

— Есть причины для беспокойства, Энстис?

— Нет. Думаю, мы прорвемся.

— Козмо уже намного лучше. И Хьюго тоже.

— Знаешь, я действительно уважаю Хьюго — он умеет взяться за дело. Нет, речь о Тео.

— Что такое?

По давней дурацкой традиции последняя страница книжного раздела (на ней помещались обзоры художественной прозы) шла в печать вместе с материалами раздела «Искусство». Обзоры художественной прозы считались делом выгодным. В «Маленьком журнале» это был лакомый кусочек, часто становившийся яблоком раздоров: тот, кому выпадало писать обзоры художественной прозы, в конце концов, мог продать с десяток новых книг в твердом переплете в архив на Ченсери-лейн. И Ричард с удовольствием писал обзоры художественной прозы. И даже главный редактор был не прочь их писать.