Год крысы - Павел Верещагин Страница 41

— Сволочь! Сволочь! Скотина!

Военный хмыкнул:

— Что, Родион, не нравится?

Парень, которого военный назвал Родионом, нервно дернул плечом:

— Это фальшивка. Монтаж! Я никогда не имел дела со скинами!

Военный развел руками:

— Ролик показывали по областному телевидению. По его результатам было заведено уголовное дело… Так что… это крутится твой срок! — он кивнул на экран.

Ролик закончился; компьютер подумал некоторое время и опять запустил видеозапись с начала. На экране опять замелькали молодые люди в черных шапочках, занесенные кулаки и цепи.

— Я не имею никакого отношения к этим придуркам, — Родион уже взял себя в руки и говорил презрительно. — Журналист попросил меня высказать на камеру мои мысли, а потом показал это интервью вместе с кадрами избиения торговцев. Я не расист!

Военный наблюдал за Родионом цепкими глазами.

— Не знаю, не знаю… А еще говорят, журналист сильно поплатился за свой репортаж… Сломанные ребра, тяжелое сотрясение мозга.

— Следствие доказало, что я не имею к этому никакого отношения. У меня алиби…

Военный подошел к столу и остановил запись. Потом повернулся лицом к Родиону:

— Ну что ты, как маленький, Родион… Следствие не доказало… Алиби… Да за тебя просто не брались как следует… А если бы взялись, ты бы уже давно во всем признался…

Родион некоторое время насмешливо изучал холодные глаза военного. Потом усмехнулся и медленно проговорил:

— Не люблю ментов…

Бровь военного вскинулась вверх. Он поиграл желваками и медленно проговорил:

— Я не мент…

— Все равно не люблю!

Некоторое время они в упор смотрели друг другу в глаза. Потом военный хмыкнул:

— Собственно, меня все это мало волнует. Я не по этому ведомству. Я пришел сказать, что дата определилась. Ты потребуешься послезавтра. В воскресенье.

Родион пожал плечами: в воскресенье, так в воскресенье. Ему все равно, он готов.

— План тот же, — проговорил военный. — Примерно в полдень ты приводишь своих людей на территорию Северного химического завода. Приходите поодиночке, свое знакомство не выдаете, растворяетесь в толпе. Прощупываете настроения. Люди будут возмущаться — вы поддерживаете недовольство, подогреваете протест, придаете высказываниям экстремистский характер. В нужный момент, когда люди будут достаточно возбуждены, вступаешь ты, овладеваешь общим вниманием, выдвигаешь радикальные лозунги. Твоя позиция проста: «Во всем виноват губернатор. Губернатора в отставку!» Ты настаиваешь: у тебя есть документы, подтверждающие причастность к делу руководства города.

— А они что, действительно есть?

— Кто?

— Документы.

— А тебя что, кто-то будет проверять?

Тыльной стороной ладони военный брезгливо смахнул со стола какие-то крошки и шелуху и расстелил карту прибрежного микрорайона. Он огляделся вокруг, в сомнении посмотрел на засаленное сидение стула, развернул его к столу и присел.

— Как ты живешь в этой грязи? — поморщившись, заметил он. — Ты же вроде неглупый человек… А живешь, как бомж…

Родион дернул плечом:

— Мне без разницы. Я пришел в этот мир не ради вещей! И не ради денег!

Военный покосился на него с любопытством.

— Если появится ОМОН, — продолжал инструктировать он, — вы затеете потасовку, шумите, потом растворитесь в толпе и исчезните. Вот и все.

Он подвинул карту Родиону и тот, нависнув над столом, принялся изучать место будущего действия.

Не отрываясь от карты, Родион кивнул. Дело понятное.

— А это что? Забор вокруг территории?

— Да.

— Высокий? Колючка есть?

— Забор бетонный, двухметровый. Колючая проволока осталась только местами.

Родион кивнул.

— А это река?

— Да. На реке, вот здесь, пирс. У пирса — старая баржа.

— Понял.

— Точнее не баржа, а армейский паром.

— А какая разница?

— У парома опускается задний борт для погрузки автотранспорта.

Родион кивнул. Это понятно. Но их не касается.

— А если ОМОН оцепит территорию? Как мы тогда разбежимся?

— Не оцепит. Власти не ожидают организованного сопротивления. Если что — отступайте на баржу. Отвяжете швартовые канаты и баржу вынесет в залив. А вы вплавь. Или на судовом ялике.

Родион кивнул, прикидывая по карте какие-то расстояния.

Военный исподтишка за ним наблюдал. По оценкам оперативников их секретного подразделения этот парень — прирожденный оратор. Толпу молодежи заводит с пол-оборота. При этом однако импульсивен, часто поступает под действием порыва. У руководства были сомнения по поводу его участия в операции. Но человек в штатском настоял. При правильном подходе с ним вполне можно иметь дело. Подход — это вообще главное.

— А что это у тебя за имя такое — Родион? — ухмыльнулся военный. — В честь артиста, что ли?

— Какого еще артиста?.. — поморщился парень, продолжая запоминать карту. — Родионов много разных было …

— Кто, например?

Родион хотел вспомнить, например, Раскольникова, но не стал.

— А губернатор-то вам чем помешал? — вместо этого спросил он.

— А тебе не все равно?

— Папа — не самый плохой из чиновников.

— А вот уж это — не твоего ума дело!

Родион дернул плечом: и в самом деле, не его ума. Ему все равно. Он, наконец, выпрямился. Карта точно отпечаталась в его памяти.

Он некоторое время насмешливо изучал лицо военного.

— Значит, мы разбежимся, а ОМОН останется шинковать людей?

— Каких еще людей?

— Тех, что приедут сдавать аммонит. Газеты писали, что на Северном химическом располагается офис немецкого химического концерна.

Военный холодно выдержал его взгляд:

— Людей там не будет. Там будут спекулянты, которые хотели навариться на доверчивости немцев.

Родион подумал и согласился. В общем, да. На заводе соберутся спекулянты. А спекулянты, по мнению Родиона, — это не люди.

— Между прочим, принятый порошок сгружали на баржу. На ней несколько тонн токсичного химического соединения, — зачем-то добавил военный.

— Ну и что?

— А ниже по течению водозабор Северного района.

— И что? Зачем вы мне это говорите?

— Сам не знаю. Так просто.

Военный сложил карту, убрал ее в кейс и поднялся.