Алчность - Эльфрида Елинек Страница 41

На горном ветру не приходит забвение. На бегу хорошо думается, до того момента, когда думать больше не о чем и просто бежишь, как машина, как политик, который хочет немного обтесать себя бéгом и потом дать увековечить себя в камне или хотя бы сфотографироваться. Наконец-то. Оказался выносливее прочих, потому что здоровее всех. Тем временем в голову залетело несколько нескромных мыслей, да, но к залёту они не имеют никакого отношения. Таким мыслям лучше не доверяться. Цвета спортивного костюма Яниша подсмотрены у профессиональных спортсменов, на которых смотрят миллионы: что там стоит на их костюмах и правильно ли стоит. Чтобы и собственную телегу жизни загрузить тем же самым (как будто она ещё недостаточно загружена!), только цвета местами не хотят гармонировать с природой. Они же были выбраны ради изматывающих дальних пробежек, эти цвета, чтобы спортсмена потом, если он замёрзнет, можно было найти и похоронить по-людски. Он должен хорошо выделяться на белизне снега благодаря своей одежде. Горным спасателям легче заметить его на отвесной стене, к которой он будет лепиться, как раздавленная муха, и если у него окажется при себе мобильник, а в этом мобильнике ещё немножко тока, то с вами уже ничего не случится, пока к вам домой не придут счета — от горноспасателей за легкомыслие и самоуправство и от телефонной компании за разговоры. Вот тогда вы во всём раскаетесь. Но уже ничего не поделаешь. Человек в своём восхождении то и дело попадает в опасность, и его оттуда приходится извлекать, чтобы все знали: он снова здесь. И у него всё в порядке. В спорте ведь люди сами по себе должны быть на такой высоте, что высота гор им уже ничего не прибавит. А можно это восхождение спокойно просимулировать в личной фитнес-студии. Эти ступни, созданные для ходьбы, бега и езды на машине, бегут теперь по тренажёрной дорожке, обслуживать которую должен человек — вместо того чтобы она его обслуживала, избавляя от тяжёлой работы. А номер третий, любимая машина — она уже сама по себе сильна как пятьдесят тренажёров, но, к сожалению, должна оставаться снаружи. В неё можно лишь сесть, когда надо. Жандарм ищет, я думаю, одиночества не только для того, чтобы спокойно тренироваться там, а главным образом чтобы встретить кого-нибудь, кто бы польстил ему. Гляди-ка, вот влюблённая женщина, очень красивая, и она уже у него на крючке, как я вижу. Она бредёт за этим человеком, как в бреду, лишь бы гордо водрузиться на его член. Эта женщина снова хочет, чтобы некоторые места её тела были извлечены из одежды и выставлены на холодный горный воздух. Это именно те места, которые пиршественный стол её тела выставляет этому единственному мужчине на пробу. Для чего? Чтобы этот мужчина снова мог выдержать пробу в глазах этой женщины и перед её чувствами. Вот для чего. Ей это наперёд известно. Но и известные места недолго будут оставаться выставленными. Позднее принтер в банке подтвердит печатью, что они больше ничего не стоят. Потому что деньги теперь у жандарма. Все участки тела снова при деле. Зато мы теперь без работы. Жандарм выдал женщине по телефону тайну, он сейчас едет мимо крестьянского двора, ну, ты знаешь, где шлагбаум и где, к сожалению, надо платить за въезд, а потом вверх до последней парковки перед восхождением. Да, и жандарм тоже, хоть у него и есть при себе удостоверение, должен платить за вход, если он не при исполнении, а потом ты поднимешься вверх по красной маркировке, Герти, ну, ты помнишь, как всегда, до скамьи на смотровой площадке, где мы и раньше сиживали. Оттуда ты просто пойдёшь прямо, тропинки дальше нет. Это будет только наша с тобой тропинка, договорились? — туда если кто и может пройти, так разве что егерь, которому всё можно, потом пойдёшь направо, до того места, откуда становится виден крест на вершине Виндберга, ну, ты знаешь, если вообще что-то будет видно, потому что туман опускается рано, но в любом случае там, ты помнишь, я надеюсь, что к моему появлению ты уже снимешь трусы — или вообще их не надевай — и расстегнёшь лифчик. Зачем. Для чего. Мы ни о чём не спрашиваем. Собственно, и жандарм, хоть он и сдал горноспасательный экзамен, не может отступать от маркированных дорожек без разрешения, за исключением крайних случаев, и он не должен подстрекать к этому никого, тем более, кто не имеет опыта и может оступиться и в жизни, и в смерти, но кто будет с ним спорить. Он здесь родился и ориентируется здесь, как в собственных штанах, которые, как уже было упомянуто, сидят на нём в облипочку, не оставляя места для заблуждений. Легче проникнуть в горы, чем в его штаны. Но горы коварны, их нельзя недооценивать! Даже если их знаешь, они делают что хотят, когда хотят. Жандарм не верит в поверье, будто убитые возвращаются и блуждают как потерянные, потому что смерть якобы не любит, когда забегают вперёд её планов. И будто мёртвые блуждают до тех пор, пока их наконец не забудут. Их призраки тем временем терпеливо ждут дома, за гранью земного, пока до них не дойдёт весть, что близится момент полного забвения. Молодые люди (см. Габи), естественно, забываются скорее — совсем немного тех, кто их знал, и у них другие интересы, да они и не успели как следует познакомиться с Габи. Не знают, какая она была. С другой стороны, это, конечно, неслыханно: такая молодая — и уже, быть может, умерла! Её качества даже не успели как следует проявиться, как сырая штукатурка, на которой кто-то мимоходом оставил след своей руки. Священник, если немыслимое окажется правдой, отпоёт эту полную фантазий молодую жизнь, которая теперь в гробовом заточении, — умом не объять, как такое могло произойти, но её подружки со временем уедут или будут заняты своими семьями. Убить в цвету — это точно недопустимо, но в состоянии бутона, может, не так уж страшно, кроме как для родных и близких, ведь никогда не знаешь, во что этот бутон распустится. Ах, Габи, я в отчаянии. В такую погоду, когда столько аварий, когда ночами на дорогах столько лихачей… Сколько раз ты уже могла бы погибнуть, ты ещё долго продержалась. Но теперь, боюсь, час пробил. Может, существует некая опасность и для убийцы? Никто не знает. Боль стискивает мне грудь, но не надолго, ведь груди надо дышать, и люди поскорее высвобождаются, как только находят того, с кем могут состыковаться, снова и снова, пока, наконец, не установится длительное соединение.

Из одной деревни пропала девушка, и лишь через несколько дней обнаружилось куда. Природа теперь её знает — как крошечную часть себя, и мы тоже частицы природы, но совсем другие.

Жандарм ломится вверх сквозь заросли. Если и вы находите его красивым, то вам лучше сразу же пресечь это волнение. У этого человека сейчас другие заботы — из-за перепачканной маслом тряпки, на которой остались следы не только масла и которую он выбросил несколько дней назад в кусты. В лесу, который тоже хорош, не узнаёте? Да, он самый! В лесу всем хорошо, там нет конкурентной борьбы за свет и за место, как в воде. Там ели давно затоптали друг друга насмерть, их сухие веточки сплелись друг с другом в колючую неразбериху, а корни высосали всю воду, которая была необходима другим. Под ними толстый слой опавшей хвои. Здесь больше не растут грибы. Надо было вовремя проредить эту растительность. Природа предоставляет в распоряжение растений всё необходимое, и у них есть способность — которой лишён человек — самостоятельно синтезировать все нужные ей соединения: пожалуйста, дайте мне дюжину химических элементов, и я сама произведу себя и потом, наконец, успокоюсь! Но я, к сожалению, не могу так сказать. Растения мне подсказывают. А мы-то разборчивей, мы ведь не овощи, мы их только едим. Ну, кто возьмётся мне уменьшить кислотность этой почвы? Что, нет добровольцев? Мне понадобятся азот, фосфор, калий. Что, тоже нет? Что же тогда у нас есть для обогащения почвы? Лак для покрытия мебели да шлифовальная машина? Эта женщина еще в состоянии дышать, хотя переполнена чувствами, она не надела дома трусы, а лифчик расстегнула ещё в машине, на парковочной площадке, полная предвкушений и радостных ожиданий, которые даже мешали ей идти, тем более вверх. При этом у неё дрожали пальцы, но дважды её не нужно было об этом просить, она с первого раза поняла и, чуть поколебавшись, приняла это нахальное требование. Кто хочет влезть в её шкуру и совершить это тяжёлое пешее километровое восхождение, тому не придётся платить за вход да ещё и самому поднимать шлагбаум.