Реквием по мечте - Хьюберт Селби Страница 41

А потом пробуждение утром, включается телевизор, ставится кофе, принимаются фиолетовая, красная и оран­жевая таблетки, запиваются кофе, раздвигаются занавес­ки, и делается очередной звонок в «Макдик Корп.», она ждет на телефоне, покачивая головой в попытках припом­нить, что именно было сказано, потом сидит и слушает ти­шину в трубке и буханье сердца, такое громкое и сильное, что, кажется, оно вот-вот выскочит из груди, и пульс бара­баном стучит в ушах, и она сидит в кресле, ухватившись за ручки, пульсирующая кровь грозит перекрыть ей дыхание, и вдруг, постепенно, внезапно до нее доходит, что кто-то в «Мак-дик Корп.» хочет не допустить ее появления на теле­видении и что, возможно, они порвали и выбросили ее карточку и никто теперь не знает, что она должна участво­вать в шоу, — она слышала, что такое бывает, она много раз видела по телевизору, как люди делают подобные вещи, чтобы, например, лишить кого-нибудь наследства, кто его знает, — так она пойдет и выяснит, кто виноват, и ей заве­дут новую карточку, и вот она уже надевает чулки и тол­стые шерстяные носки Сеймура, с трудом впихивает ноги в золотые туфли, надевает пару свитеров на красное пла­тье, сверху теплое пальто, оборачивает шарфом шею и го­лову и выходит на улицу, решительно и без колебаний, не­взирая на холод и снежную кашу под ногами, идет к под­земке, не слыша ни людей, ни машин, склонив голову, сопротивляясь порывам ветра с мокрым снегом, бормоча себе под нос, засматриваясь на рекламу, узнавая продукты, рекламируемые по телевизору, и вспоминая передачи, от­куда она про них узнала, рассказывая людям о том, что скоро ее можно будет увидеть по телевизору и что она бу­дет помогать бедным, а ее Гарри будет с ней, а люди про­должали читать свои газеты или смотреть в окно, игнори­руя ее, словно ее не существует, а когда она вышла из ваго­на, одна пара переглянулась, пожав плечами, следя краем глаза, как она идет по платформе, продолжая бормотать, потом вверх по лестнице на улицу, крепко стягивая под подбородком концы шарфа, похожая на бабушку из рус­ских фильмов, поскальзываясь на обледенелом тротуаре в своих золотых туфлях, однако упорно продираясь сквозь ветер и снег к цели, к зданию на Мэдисон-авеню, и вот она поднимается на лифте, не обращая внимания на изумлен­ные взгляды, к приемной «Макдик Корп.», где спрашива­ет секретаря, почему ее не соединяют с Лайлом Расселом, и пульт перед женщиной жужжит и мигает лампочками, однако та смотрит, не в силах пошевелиться, на изможден­ное лицо Сары с прилипшими мокрыми прядями рыжих волос, с черными кругами под глазами, толстые шерстя­ные носки вылезают из золотых туфель, Сара трясется, го­ворит что-то бессвязное, постоянно повторяя свое имя, и вскоре секретарша узнает это имя и просит ее присесть на минутку, и звонит в несколько программных отделов, объ­ясняя им, кто пришел и что происходит, и вскоре уже не­сколько человек пытаются успокоить Сару и убедить ее пойти домой, а она говорит, что не пойдет домой до тех пор, пока ей не скажут, в каком шоу она будет участвовать, вода течет по ее лицу, и вся ее одежда, даже ее красное пла­тье, измялись, промокли, бабушкин шарф съехал набок, и Сара Голдфарб выглядит как жалкий мокрый мешок, пол­ный страдания и отчаяния, она медленно садится в кресло, и ее слезы смешиваются с тающими снежинками и капают на подол ее красного платья, в котором она была на бар-мицве Гарри, кто-тодалей чашку горячего бульона: вот, выпейте немного, чтобы согреться, — и придерживал чаш­ку, пока она пила, и две другие девушки провели ее в ма­ленький кабинет и попытались успокоить ее, кто-то вы­звал врача, скорая уже выехала, и Сара сидела в кресле, мо­края и помятая, всхлипывая и рассказывая, что она отдаст все призы бедным: мне не нужны призы, они могут осчаст­ливить других людей, я просто хочу участвовать в шоу, я так долго ждала и хочу быть с Гарри и моим внуком, — а они пытались объяснить, что отобрали только несколько человек, и потом, пытаясь успокоить ее, говорили, что нужно время, что, может быть, уже скоро, но ее всхлипы­вания не стихали, чашка с бульоном периодически подно­силась к ее губам, она отхлебывала, а потом появились два санитара, посмотрели на нее секунду-другую и заговорили мягко, успокаивающе: можете ли вы идти, — а она им ска­зала, что много раз ходила по сцене в телевизоре и что им надо посмотреть шестичасовые новости, где покажут Гар­ри, а когда санитар спросил ее имя, ему сказали, что это Сара Голдфарб, а Сара сказала, что она и Маленькая Крас­ная Шапочка сейчас покажут, как надо красиво идти к ве­дущему, и снова упала в кресло и всхлипывала, всхлипывала, и потом постепенно слегка успокоилась и попросила их позвонить Сеймуру — он отведет ее в салон красоты, и са­нитары помогли ей подняться и медленно повели к лифту, потом вниз, к машине скорой помощи, которая двинулась сквозь снег и пробки к Бельвью.

К счастью, Сара не осознавала происходящего, не виде­ла коридоров с людьми, комнат, криков, плача, стонов, мольбы, жалоб. Они не проникали через ее барабанные пе­репонки, а ее глаза не замечали избитые, окровавленные, больные тела. Ее болезнь изолировала ее в кокон боли. Когда все необходимые бумаги были заполнены и доктор быстро осмотрел ее, прочитав отчет санитаров, ее посади­ли в коляску и повезли к психиатру по другим коридорам, и снова она сидела и ждала своей очереди, и примерно че­рез час ожидания она попала в кабинет, доктор быстро ос­мотрел ее, глянул ее бумаги, спросил ее имя, и она снова начала плакать и рассказывать ему о Гарри и телешоу, что он подарил ей новый телевизор и что она будет помогать бедным, а доктор кивал и быстро что-то писал: параноид­ная шизофрения, тщательное психиатрическое лечение с обязательным применением электрошока. Он вызвал са­нитара, и Сару увезли на коляске в другую очередь. Через несколько часов Сару наконец отвезли к кровати в коридо­ре закрытого блока. По коридору расхаживали, шаркая но­гами, другие пациенты. Их лица были лишены всякого вы­ражения из-за лошадиных доз транквилизаторов, другие были в смирительных рубашках, третьи были привязаны к кроватям и вопили, плакали или умоляли. Сара лежала на спине, глядя в потолок, периодически всхлипывая, ее соб­ственное страдание защищало ее от страданий остальных. Неожиданно перед ее кроватью возник молодой врач-ор­динатор. С усталым видом, зевая, он прочитал предвари­тельный диагноз, прикрепленный в ногах ее кровати. Про­читав комментарии врачей и их имена, он нахмурился. Он посмотрел на нее и заговорил с ней ласково, успокаиваю­ще, одновременно осматривая ее. Иногда Сара ему отвеча­ла, и он улыбался ей, дружески похлопывая по руке. Он прослушал ее грудь, потом попросил ее привстать и послу­шал ее спину, потом попросил ее поднять руки и согнуть пальцы, а увидев свисающую с предплечий кожу и темные круги под глазами, спросил, не было ли у нее недавно сер­дечного приступа. Нет, но оно бьется очень сильно. Да, я заметил, ответил он, продолжая одобряюще улыбаться. Ты, мамочка, выглядишь так, словно сбросила много ки­лограммов за короткое время. Она улыбнулась: да, я таки влезла в красное платье для телевидения. Он потрепал ее по руке, называя мамашей, постоянно улыбаясь и мягко и ненавязчиво задавая вопросы, и в конце концов она рас­сказала ему о лишнем весе, о докторе, о таблетках и много, много раз упоминала Сеймура, Гарри и телешоу. Ладно, мамаша, все будет хорошо, — снова одобряющее похлопы­вание по руке, — мы вас быстро отремонтируем. Хотите чаю? Он ухмыльнулся, когда она улыбнулась и кивнула: ты хороший мальчик, Гарри.