Стоиеновая певичка, или Райский ангел - Наоми Суэнага Страница 40

В автобусе, превратившемся в сценические подмостки, царило необычайное оживление. Вслед за Сиоми поднялась её дородная матушка, состоящая при ней в роли импресарио, и исполнила песню, покачиваясь в такт мелодии. Каждый стремился внести свою лепту в атмосферу всеобщего энтузиазма.

Одна только я оказалась в стороне.

Никогда ещё мне так страстно не хотелось выступить с песней, созданной специально для меня. Мой репертуар состоит из чужих песен. А мне нужна такая, про которую я могла бы с гордостью сказать: «Это моя и только моя песня».

Дайте, дайте мне такую песню!

Я украдкой взглянула на Хироси Юмэкаву.

Нет, дуэт мне не подходит.

Я хочу царить одна. Я хочу, чтобы и мелодия, и слова переворачивали мне душу и заставляли позабыть обо всём на свете. Ради такой песни я готова бросить и родителей, и любимого человека. Необходимо что-то предпринять! Так подсказывало мне моё разгорячённое воображение.

Прибыв на место, мы сразу же направились к подмосткам, сооружённым по случаю праздника, и по очереди начали репетировать. Несмотря на значительную удалённость от цивилизации, здесь в ожидании бесплатного зрелища, бесплатной выпивки и бесплатной закуски уже собралось около двухсот человек — в основном туристов и представителей местного начальства. Все они с жадностью наблюдали за тем, как мы работаем.

— Спасибо, что приехали! — крикнул какой-то старичок и бросился к сцене, желая обменяться рукопожатием с «телепатом» Окадой, который сосредоточенно репетировал свой фокус. Тот растерялся, поскольку обе руки у него были заняты. Артисты, наблюдавшие эту сценку из-за кулис, громко расхохотались.

— Какие интересные сегодня зрители!

— Давайте пустим их на сцену для поднятия боевого духа.

Все принялись дурачиться — и комики, и певцы, — придумывая девизы для сегодняшнего зрелища. Я тоже веселилась. А что? — если совместными усилиями превратить зрительный зал и сцену в единое целое, получится отменное жаркое!

— Итак, даёшь рагу из разных видов искусств!

— Зададим жару, ребята!

— Наварим себе чаевых!

Наконец наступил мой черёд репетировать. Я стояла за кулисой, дожидаясь своего выхода на сцену, украшенную праздничным полотнищем в красно-белую полосу. Как только прозвучало музыкальное вступление, Хирата хлопнул меня по спине и по-родственному вытолкнул вперёд:

— Ну, давай!

Я грациозно выпорхнула на сцену и защебетала:

— Меня зовут Ринка Кадзуки. Я сотрудничаю с фирмой «Болидор рэкордс». Мне двадцать два года. Это фурисодэ я впервые надела в позапрошлом году по случаю своего совершеннолетия.

Из-за кулис послышались смешки. Видимо, блеф про двадцать два года не прошёл. Но зрители сидят далеко от сцены и, кажется, приняли мои слова за чистую монету. Итак, вперёд!

Я пела отпадно, вытворяя голосом немыслимые выкрутасы, принимая эффектные позы, гримасничая и общаясь с залом в духе новомодных эстрадных кумиров. Низкие звуки обретали у меня глубокую, утробную окраску, высокие были чисты, как голос ангела.

И награда не заставила себя ждать.

Хотя это была всего лишь репетиция, зрители поднесли мне целых семь тысяч чаевых! За кулисами раздавались недоуменные возгласы моих коллег. Я была счастлива. Ради таких вот мгновений я и работаю…

Сам концерт тоже прошёл гладко, как по маслу. Мероприятие под названием «Праздник осенних листьев» завершилось с огромным успехом. Под скамейками, на которых сидели зрители, валялись остатки недоеденных бэнто, детский башмачок, смятые программки. На сцене, помимо следов наших ног, остались отлетевшие от чьего-то концертного платья блёстки, чья-то серёжка со стразами, выпавшие из чьего-то украшения перья. Молодые люди в одинаковых рабочих куртках сноровисто приводили её в порядок посреди вихрящейся на ветру пыли и опавшей листвы.

На обратном пути наш автобус сотрясался от дружного раскатистого храпа. Артисты, импресарио, эстрадные агенты спали с открытыми ртами, обмякнув на своих сидениях. Лишь кое-где пассажиры тихонько переговаривались между собой. А если в нашей среде разговоры ведутся вполголоса, это означает, что обсуждаются серьёзные проблемы щепетильного свойства.

Артисты-двойники, работающие под звёзд эстрады (она — под Сэйко Мацуда, а он — под Хироми Го), сетовали друг другу на отвратительный послеоперационный уход в клинике. Эти люди в силу своей специфической профессии пускаются во все тяжкие, лишь бы достигнуть максимального сходства с оригиналом, будь то лицо или причёска. Они постоянно совершенствуют своё мастерство и меняются вместе со своими реальными прототипами.

Это — высшая степень профессионализма.

Притворившись спящей, я с волнением вслушивалась в их разговор.

У нас, певцов, по крайней мере, всегда есть возможность изменить свою жизнь. А у этих людей? Для них путь к отступлению навсегда отрезан. Как для бойцов штурмового отряда специального назначения. Они — аутсайдеры, лишённые понимания со стороны окружающих. Украдкой поглядывая на перешёптывающуюся парочку, я невольно восхищалась тем, как превосходно они смотрятся.

— Послушайте, Ринка, так вы обдумали моё предложение? — тихонько, чтобы было слышно мне одной, спросил сидевший позади меня Юмэкава. По соседству со мной громко храпел Хирата. — А то, признаться, я уже начинаю терять терпение.

— Неужели на мне свет клином сошёлся? Если уж делать пластинку, то я хотела бы солировать. Так что не обессудьте.

— Что ж, очень жаль. Дело, по-моему, стоящее. К тому же мне хотелось выступить в тандеме с вами. Но если у вас иные планы, я не смею настаивать.

— Да нет, никаких особых планов у меня нет. Просто не лежит душа.

— А-а, вот оно что? Кстати, а спонсор у вас есть? А то ведь на одном таланте далеко не уедешь. Гораздо важнее найти какого-нибудь богатенького старичка. Если хотите, могу познакомить.

Сиоми Гэнкайнада, слышавшая наш разговор, ошеломлённо ахнула.

— Лучше бы мне не знать об этом, — тихонько проговорила она. Рядом с ней, раскинувшись в кресле своим огромным, как у морского льва, телом, почивала её мамаша и шумно дышала во сне. — Неужели все так делают? — снова шепнула Сиоми.

Юмэкава оставил её слова без ответа. Я тоже промолчала, не зная, что на это возразить.

За окнами моросил мелкий дождик, и красные листья клёнов липли к влажному стеклу, образуя подобие аппликации. Усыпанный палой листвой мокрый асфальт поблёскивал в свете уходящего дня, и казалось, что наш автобус движется по какому-то роскошному ковру.

Почему вокруг такая красота, когда на душе так мерзко? — с горечью подумала я. Никакие разумные слова так и не приходили мне на ум. По автобусу по-прежнему разносился храп спящих людей.

Сиоми Гэнкайнада открыла баночку колы и, выгнув свою белую, по-детски тонкую шейку, с какой-то отчаянной жадностью принялась поглощать шипящий напиток.