Черный театр лилипутов - Евгений Коротких Страница 40

— А что же ты ее не отгадал?

— Кто не отгадал? Я? Да я такие загадки в две секунды! Говори, где пистолет?

— Сегодня в школе видел у одного пионера. Он сказал, что ему отец в «Детском мире» через директора достал.

— Через директора? — загорелся Женек. — Ну я завтра устрою директору! Если получится — и тебе достану, будем в войну играть! Знаешь, как здорово?!

— Давай спать, — строго произнес я. — У меня завтра тяжелый день будет… — вспомнил я про корриду.

Мы улеглись. Женек заснуть не мог. Он уже представлял, как завтра выстрелит мне в ухо и как я, раненый, буду целиться в него. Он ворочался и мешал мне заснуть. Пухарчук порывался несколько раз что-то сказать, но не решался.

— Ну, чего ты там пыхтишь? — поинтересовался я.

— Давай спорить, что ты сейчас рассмеешься? — рассыпался бубенцом Пухарчук. — Только нужно смотреть друг другу в глаза.

— Черт с тобой, спорим! — зажег я свет. — Все равно не спится!

— Смотри мне в глаза! — закричал Пухарчук. — Я буду говорить: «Папа умер», а ты меня спросишь: «Какой папа?», тогда я тебе говорю: «Римский папа», а ты должен удивиться: «Римский папа?», я тебе говорю: «Споем?», ты соглашаешься: «Споем». За мной подпеваешь… и чтобы не рассмеяться. Согласен?

— Ерунда, — согласился я, делая строгое лицо. — Поехали!

Мы уселись напротив друг друга и посмотрели в глаза.

— Ты знаешь, Евгешка, — гробовым голосом пропищал Женек, а в глазах его кривлялись бесенята, так что мне уже сейчас захотелось рассмеяться. — Папа умер!

— Какой папа? — все же сдержался я, делая не менее удивленное и скорбное лицо.

— Римский папа, — покачал Пухарчук головой, впиваясь в меня взглядом.

— Римский папа? — обалдел я.

— Споем?

— Давай.

— Луноходик заболел, — медленно запел Женек, растягивая губы в ехидную трубочку.

— Луноходик заболел, — подпевал я ему, вслушиваясь в дурацкие слова песенки.

— За-а-болела наша птичка! — спели мы, и, глядя на довольно хохочущего Женька, уже невозможно было удержаться от смеха.

— А теперь давай еще два раза подряд этот куплет! — визжал Пухарчук. — Я солирую!

— Луноходик заболел… За-а-болела наша птичка! Луноходик заболел…

— За-а-болела наша птичка! — выводил Женек пронзительным голоском между взрывами смеха. — Правда, смешно? — орал он.

— Сил нет, — не понимая, над чем смеюсь, отвечал я ему. — А ну, давай еще раз!

Наши соседи, не выдержав такого натиска веселья, присоединились к нам — и вскоре уже три соседние комнаты распевали в полный голос никому непонятную, но очень развеселую песенку.

— Папа умер! — вопил Пухарчук.

— Какой папа?! — стучали с потолка коромыслами. — Три часа ночи! Мать вашу за ногу!

* * *

Закулисный приказал мне явиться на спектакль, чтобы я, наконец, посмотрел удивительный «Мойдодыр», о котором столько сам трещал в школах и детских садиках. Он еще не знал о проданных билетах, деньги от которых благополучно разлетелись, как судорожно я за них ни цеплялся.

Закулисный сидел за столом, когда я пришел во дворец культуры «Тонус». Оставалось полчаса до начала спектакля. Неизвестно откуда вынырнула невысокая пухленькая Мила Африкановна.

— Здравствуйте, — выставила она на меня восхищенные глазки.

— Рад вас видеть, — улыбнулся я. — Еще не смотрели?

— Хотела утром прийти, но только сейчас освободилась. Вы будете играть?

— Нет, я что-то сегодня не в форме.

— Жаль, очень жаль… мне так хотелось бы на вас посмотреть. Ну, всего хорошего, думаю, мы с вами еще увидимся.

— Обязательно, — кивнул я, содрогаясь от мысли, что мне еще раз придется с ней встретиться.

— Так, — прорычал Закулисный. — Пришел?

— Пришел, Владимир Федорович, — бодро ответил я. — Ну как мой первый спектакль прошел?

— Ты что рассказывал в школе? — начинал свирепеть Владимир Федорович. — Это какой у нас театр черных лилипутов?

Я молчал, свесив голову.

— Ты где?… — перешел он на крик, но тут же замолчал и уселся на стул.

Подходили учительницы с начальными классами. Они все радостно улыбались мне и доживали эти минуты до начала представления в сладком предвкушении чуда. Я отвечал им загадочной и не менее радостной улыбкой.

— Иди в зал и смотри представление, — прошипел мне Закулисный. — Потом сам будешь объясняться с учителями.

Я уселся в заднем ряду. Начался спектакль. Откуда-то с галерки выстрелили горохом, который звонко рассыпался по сцене. Учителя тут же бросились ловить приблудного двоечника.

— Здравствуйте, ребята! — закричал радостно Пухарчук, обстрелянный горохом.

Сначала было даже интересно, но когда Петя с Иркой стали носиться по сцене с печками, свечками, одеялами… оставаясь видимыми, несмотря на последний закон физики… Все ждали обещанных черных лилипутов, а Женек продолжал летать в гордом одиночестве.

— Опять надули! — кричали учителя. — Гляньте, карлика понесли! А говорили, сволочи, что летать будет!

…Я досмотрел спектакль до конца и понял, что меня сейчас будут кастрировать, без всяких там лесочек, проволочек…

Почему— то больше всех считали себя обманутыми педагоги, которые, как всегда, пришли бесплатно. Сами же начальные классы приняли представление без робости и страха.

— Сколько можно дурить?! У вас этот балаган идет всего сорок минут! Что это за театр такой?! — возмущались учителя.

— Где Евгеша?! — задрожал Дворец культуры «Тонус» от ужасного рыка.

— Почему всегда надувают детей? Идите на заводы и фабрики!

Где Евгеша?!

Мои ноги прилипли к полу. Крики начинали усиливаться, и с радостным, несколько озабоченным лицом показался — я.

— Ты что наговорил про мое представление?! — подбежал ко мне Закулисный, подпрыгивая на своих кривых ножках и размахивая портфелем.

Учителя взяли меня в железное кольцо. С заплаканным лицом подошла невысокая пухленькая Мила Африкановна.

— Вы убили нашу веру в искусство! — дрожащим от слез голосом воскликнула она. — Мы вам так верили! Мне придется из-за вас переходить в другую школу! — заломила завуч руки.

— А где лилипуты? Где ваши черные лилипуты? — закричали со всех сторон учителя, которых этот вопрос волновал больше всего.

— Где лилипуты? — зловеще прошипел Закулисный. — Про какое шоу черных лилипутов ты рассказывал?

Женщинам не терпелось разорвать меня на куски. Особенно волновались пожилые дамы, у которых за многолетний стаж работы в этом деле появились профессиональные навыки.