Один счастливый остров - Ларс Сунд Страница 40

Улучив свободную минутку, можно прилечь на шезлонг на лужайке Улара; Стиг уехал работать на Большую землю — скоро у него отпуск наконец-то. Листья старого ясеня шелестят от дуновения теплого ветерка, по небу плывут косматые белые облака, бабочка-капустница летит, танцуя в воздухе, к клубничной грядке. Мухоловки то и дело вылетают из скворечника на дереве и возвращаются обратно. Они спешат, но не теряют бдительности: самка не летит прямо к домику, а присаживается на ветку неподалеку, оглядываясь по сторонам зоркими черными глазками, и только потом подлетает к скворечнику и забирается внутрь. Из домика доносится тонкий писк. Самка выглядывает и, удостоверившись в том, что поблизости нет кошек, белок, ворон, ястребов, — улетает. Самец уже поджидает на ближайшей ветке, держа в клюве еще одного жука для птенцов.

И собственных детей тоже нужно защищать от опасностей. Ребятишки играют на одеяле под ясенем: Сара и Виктор выдувают мыльные пузыри. Они вырастают из пластмассового кольца, которое дети подносят к губам. Пузыри наполняются воздухом, дрожат — главное, не дуть слишком сильно, чтобы пузырь не лопнул. Они отделяются от кольца, летят по воздуху, пронизанные лучами солнца. Йенни радостно смеется, протягивая к пузырям пухлые ручки, не понимая, что не сможет их поймать. Ветер уносит пузыри прочь, они беззвучно лопаются. Исчезают, словно их никогда и не было.

Смотришь красивым летним днем, как дети выдувают пузыри на лужайке Улара, и словно что-то сжимает грудь.

Не хочется думать об опасностях, которые им грозят. Хочется утешения. В памяти всплывает строчка из псалма № 434 «Покоен я в Твоих руках…» Это один из маминых любимых псалмов. Не хочется думать о том, что на следующей неделе папа ложится в больницу на обследование. Он ужасно исхудал, постоянно чувствует усталость и жалуется на боль в груди.

«Покоен я в Твоих руках…»

Мыльные пузыри летят по воздуху. Вообще-то надо бы прополоть клубничные грядки. Мухоловка подлетает к скворечнику, оглядывается по сторонам и ныряет внутрь. Пищат голодные птенцы.

Из Тунхамна больше не доносится гудение рефрижератора. И на том спасибо, Господи.

Несколько автомобилей проезжают мимо по дороге Тунхамнсвэген, спеша к парому. Среди них — синий «фольксваген-гольф» диаконисы Хильде горд Лёкстрём, зачем это она собралась на материк? В прошлое воскресенье с ней и поздороваться-то боязно было: она сидела на скамейке с изможденным видом, а когда пошла к алтарю за причастием, по спине было видно, как она исхудала и измучилась за прошедшие недели.

Не хочется думать о том, через что ей пришлось пройти в той палатке в Тунхамне, где располагался приемный пункт.

Господи Боже, зачем подвергаешь Ты нас таким испытаниям?

Можно было бы избавить Хильдегорд от скандала, который устроил ее муж, ни с того ни с сего оскорбив кантора Линдмана в воскресенье перед днем летнего солнцестояния. Пастор Лёкстрём с тех самых пор не переступал порог церкви. Пока он на больничном, ему нашли замену. Лёкстрём попросил прощения у Линдмана — будто бы даже на коленях. Не иначе как одному из них придется уехать.

Мыльные пузыри летят по воздуху, пронизанные лучами солнца. Йенни смеется.

Сарафанная почта донесла Эльне, что Советница наконец позвонила Ко-Дэ Матсону. Она была у сестры в Швеции. Ко-Дэ умолял ее вернуться. Та ответила, что еще не решила, как поступить.

— Так что посмотрим, посмотрим, — заключила Эльна.

И девочку, которая у Юдит, не нашли.

Почему-то вспоминаются недавние слова Стига; мы лежали в постели, дети уснули, Стиг прижался ко мне, как он иногда делает, положил свою большую руку на мое бедро, я чувствовала его запах, было так тихо, о благословенное мгновенье, спасибо, Господи, за то, что Ты дал мне Стига!

И он прошептал:

— У меня эта девочка из головы не идет, Микаэла… То, что она пропала…

И я прошептала в ответ:

— Стиг, пожалуйста, я не хочу об этом говорить…

На белом лице темнели большие глаза.

— Что же тут творится? Что творится у нас на Фагерё?

— Не знаю, милый. Одному Богу известно. Он снова посмотрел на меня большими, темными во мраке спальни глазами. Я погладила его по щеке, поросшей жесткой щетиной.

— Как эти трупы поплыли… так все и переменилось.

— Тс-с, не говори так…

— Не надо было их брать, — прошептал Стиг. — Не надо было их здесь хоронить.