Невский проспект - Дмитрий Вересов Страница 40

– Зачем вы пугаете юношу, Анатолий Николаевич? – спросил Будин, который, казалось, весьма расстроился из-за того, что ему помешали петь.

– А ты молчи, дурак, – сказал Орлов, опрокинул рюмку без закуски и тут же поднялся. – Пойдем, Саша, разговор есть!

Переплет уже понял, что маршал – человек чуждый сценических эффектов, на которые был горазд, например, его собственный отец. А значит, разговор и правда предстоит серьезный. Поэтому он опрокинул еще одну стопку под одобрительные возгласы генералов.

– Ладно, хорош! – сказал Орлов. – Будет еще повод, это я тебе обещаю!

Переплет с тоской оглянулся на оставленный стол, за которым было куда интереснее. Поднялся и пошел тяжело, как на казнь. Разведчик показал ему большой палец – мол, все отлично. Переплет был в этом далеко не уверен.

– Кабан приехал, товарищ маршал! – крикнул им вслед кто-то из егерей, но Орлов не отреагировал.

– Кабан пьет штрафную! – сказал майор-разведчик. – За опоздание!

Вдалеке залаяли собаки, почуявшие зверя, солнце медленно спускалось к лесу. Акентьев еще раз поразился окружавшей красоте и тому, какими чужими казались здесь и эти полупьяные вояки, и их машины, и он сам. Времени на раздумья, однако, сейчас не было.

– Ты, Саша, чем в Питере-то промышляешь? – поинтересовался маршал.

Вопрос, без сомнения, был чисто формальным – не мог не знать Орлов, кого пригласил на охоту. Тем не менее Акентьев рассказал в деталях про переплетную, опустив, правда, сотрудничество с товарищем Раковым. Орлов мог быть в курсе взаимоотношений Акентьева с Совмином, а мог и не быть.

– Там у тебя еще в прошлом какая-то фарца была? – спросил маршал, выслушав его внимательно.

Насчет фарцы Переплет в своем рассказе умолчал, да и говорить было не о чем: не вышло на этом поприще у него ничего путного. Что он и объяснил маршалу, не переставая при этом недоумевать относительно цели всех этих расспросов. Что это такое? Проверка морального облика?

– Ты думаешь, почему я все это спрашиваю? – озвучил его мысли маршал. – Ты мне, Саша, нужен, извини за выражение, как шило в заднице, но тут уж ничего не попишешь – жизнь связала! Не обо мне ведь речь!

Переплет почтительно ожидал продолжения, не обращая внимания на мужицкие обороты. После слов про жизнь, которая их связала, все казалось уже неважным. Маршал был определенно в своем уме и знал, о чем говорил. А это означало, что сейчас последует что-то поистине ошеломляющее. Акентьев почувствовал, что дело пахнет керосином.

– Я, как сам видишь, уже не юноша, хотелось бы внука увидеть! – Маршал смутился, что, видимо, происходило нечасто. – Дина моя уже не ребенок…

Акентьев напрягся. Имя «Дина» не вызывало у него никаких внятных ассоциаций. Только какая-то кошка замаячила перед глазами, но речь шла явно не о кошке.

Орлов, очевидно, ожидал более оживленной реакции. Может быть, думал, что Акентьев прижмет руки к сердцу или примет еще какую-нибудь трагическую позу – как-никак сын театрального режиссера. Не дождавшись ничего подобного, он помолчал еще с минуту, сжав губы, словно собирался идти в штыковую атаку.

– Не знаю, как вы там познакомиться успели! – Он покачал головой. – Она у меня москвичка до мозга костей. Даже на родину, в Архангельск, съездить не заставишь. Париж ей подавай!…

Тут до Акентьева начало медленно доходить, в чем, собственно говоря, дело. А вернее – в ком.

– В общем, такое дело, – выдохнул Орлов, – будет от тебя, Саша, ребенок у Дины моей. И тебе как мужчине, как отцу нужно сделать правильный выбор…

Он помолчал, хитро прищурившись, и, поскольку Переплет не выказал никаких восторгов, озвучил этот самый выбор:

– Ты вот, я знаю, из семьи благополучной, родители у тебя хорошие. Живешь в свое удовольствие.

А такие же, как ты, ребята сейчас в Афгане гибнут, похоронки их матери каждый день получают… Вот и подумай… Нужно, Саша, взять на себя ответственность! Раз уж нам с тобой повезло. Повезло нам с тобой?

– Повезло! – согласился Переплет, который очень не хотел, чтобы его мать получила похоронку.

Падали осенние листья, медленно кружились. Один из них – березовый, легкий, как почтовая марка, – сел маршалу на плечо. Орлов смахнул его, не глядя. Переплет почувствовал, что нужно выпить. Впрочем, трезвым было бы сложно принять все это – неожиданный брак, отцовство. «Вот уж поистине страна чудес, – думал про себя Переплет, сохраняя на лице благодарную улыбку, – утром был и холост, и бездетен, и никаких бед не знал».

Маршал продолжал разглядывать небосвод: небо над заказником, не в пример питерскому, было ясным. Акентьев решил, что аудиенция окончена, и тихонько затрусил вниз по пологому склону. Возле машин весело грызлись несколько разномастных псов, но при появлении Акентьева они оставили возню и напряженно уставились на него, чтобы через мгновение разразиться дружным лаем.

– Вы бы отошли! – попросил подошедший егерь и посмотрел в лицо Акентьеву. – Собаки вас боятся!

Переплет пожал плечами – раньше животные никогда так не реагировали на его приближение. Он отошел, вернувшись за стол, к гостям, но собаки продолжали надрываться. Потом одной из них, видимо, пришло в голову, что пора сменить пластинку, она стала подвывать. Остальным идея понравилась, и они дружно подхватили вой. Егеря всполошились, заметались возле своих питомцев, успокаивая.

– Говорил я им, – доверительным шепотом сообщил Переплету майор-разведчик, – ну на кой черт собаки?! Все равно это не охота, а так – фикция. Все равно что в зоопарке охотиться. Разве нет?

– О чем ты там, майор, с моим зятем шушукаешься? – с подозрением спросил спустившийся вслед за Переплетом Орлов. – Военные тайны разбалтываешь? Смотри у меня!

– Никак нет… – начал майор, тут же осекся и с удивлением воззрился на Переплета: – Так ты… вы – зять Анатолия Николаевича?!

– Прошу любить и жаловать! – сообщил Орлов.

Все взгляды устремились на Акентьева. В некоторых из них Александр заметил зависть, зато в других – неприкрытое сочувствие. Впрочем, возможно, ему просто показалось.

Маршал же подозвал Переплета и, когда тот подошел, обнял его по-медвежьи, прижавшись усами к его губам. От усов разило водкой. Акентьев сделал вид, что несказанно польщен, и поспешил отодвинуться, пока старику не вздумалось снова лезть с поцелуями. Тосковал он теперь не меньше кабана, предназначенного на убой веселым охотникам. Товарищи офицеры собирались встретить несчастную зверюгу дружным залпом из нескольких десятков стволов. Впрочем, многие из них были «в состоянии сильного алкогольного опьянения». Даже Акентьеву, несмотря на его робкие протесты, вручили ружье – фирменную двустволку.

– Жуков с таким же охотился! – сообщил ему передавший ружье старший егерь.

По выражению его лица Акентьев понял, что, будь его воля, никакого ружья маршальский зять не увидел бы, как, впрочем, и кое-кто еще из присутствующих.