Нетландия. Куда уходит детство - Тимоте де Фомбель Страница 4

Но я держусь. Так хочется, чтобы меня понесли на руках… Так хочется приберечь сюрприз на завтра… Я терпеливо жду.

Когда отец прижмет меня к себе, мы оба станем притворяться, будто не знаем, что я не сплю. Мы оба поежимся, как от холода.

– Приехали…

Я буду чувствовать, что на моем лице остались отпечатки ткани автомобильного сиденья. Мы двинемся по лестнице, пойдем по коридорам и холодным комнатам. Я с закрытыми глазами узнáю звуки закрывающихся дверей, и скрип от отцовских шагов, и запах каменных ступенек – весь этот áтлас ощущений дома, по которому я пробегаю так, будто глаза мои открыты. Постель, куда меня положат, тоже будет мне знакома.

С меня снимают пальто, неловко выворачивая руки. Это тонкое искусство, искусство непостижимое – раздеть уснувшего ребенка.

Постельное белье здесь пахнет дождем и воском. По телу пробегает дрожь, и накрывает волна – мне холодно и радостно. Я зарываюсь в пух подушки, чтобы не заплакать. Гаснет свет.

Но в ту же самую секунду я одновременно нахожусь внизу, под дождем, сижу за рулем другой машины, за воротами, и, кажется, только что заметил, как выключили свет в окне. Все закрыто. Здесь много лет никто не ночевал. Ключа от ворот у меня больше нет.

Я приехал сюда за ребенком, который спит наверху и которым я сам был когда-то. Он лежит в постели и слышит удаляющиеся шаги отца и грохот закрывающейся двери, ведущей на каменную лестницу.

Полночь. Мне не по себе. Выхожу из машины и перелезаю через ограду. Зачем я здесь? Я приехал на поиски того самого сонета, который вывел меня из детства. Он должен быть тут, на третьем этаже, в ящике старого дедовского стола. Он до сих пор лежит там, я в этом совершенно уверен. Я выехал из дома несколько часов назад, на закате, никого не предупредив и ничего не спланировав: мне предстояло взять эту заброшенную крепость штурмом.

Теперь я сижу, балансируя, на верхней перекладине ворот, в лучах автомобильных фар, и меня вдруг настигает воспоминание.

Когда мне было восемь или девять, помню, я вбил себе в голову, что я – объект грандиозного сговора. Моя догадка состояла в том, что в действительности меня нет, меня лишь придумали, а родители и остальные люди просто делают вид, будто я не выдумка. Все вокруг из кожи вон лезли, чтобы убедить меня в реальности моего существования, но я повсюду находил доказательства того, что на самом деле меня нет. А когда окружающие обращались ко мне с самым естественным видом или накрывали на стол с учетом моей персоны, объяснение этому было одно: они просто делали вид, что я есть.

Я не рассказывал об этом никому, кроме старшего брата, явившись однажды к нему в комнату посреди ночи.

– Вот так-то, – завершил я свой рассказ.

Он сидел в темноте и потрясенно молчал.

– Представляешь, какие дела… – добавил я.

Он глубоко задумался; мой рассказ озадачил его и встревожил. В конце концов брат понял, что у нас с ним одинаковая судьба и сам он – жертва точно такого же заговора.

Нас теперь было двое: два призрака, двое отсутствующих, две фикции, которые кто-то изо дня в день придумывает заново, непонятно зачем. Я помню, какое облегчение испытал, когда ко мне присоединился брат, как радостно было обнаружить, что отныне я не один стану каждое утро выходить с фантазиями наперевес навстречу воображаемому.

Впрочем, это серьезное подозрение ничуть меня не огорчало. Оно придавало нашим жизням пластичности. Мы могли подлаживать их под себя, переделывать, как те истории, что рассказывали друг другу. К тому же окружающие тоже заботились о том, чтобы в нашей постановке все шло как по маслу. Тот тип, что следовал за мной по улице, когда я возвращался из школы, оказался там не случайно. Другого я не видел, но слышал, как он бродит ночью по крышам, когда поднимается ветер. Все эти люди внимательно следили за тем, чтобы каждый участник пьесы безупречно исполнял свою роль.

С возрастом мы сталкиваемся с печальными вещами, которые убеждают нас в том, что и мы сами, и другие – действительно существуем. Но все же где-то глубоко во мне запечатлелась мысль о придуманной жизни – той, что создается из ничего каждым нашим новым жестом и действием.

И вот сейчас, когда я собираюсь проникнуть в дом своего детства, меня снова охватывает это ощущение сговора, слежки, и кажется, что там, наверху, за погасшим окном, маленький мальчик выбрался из постели, приподнял занавеску, смотрит на темный силуэт, уцепившийся за решетку ворот, – и понимает, что все это время был прав.

Да, тот тип по-прежнему здесь, он следит за ним… Вы только посмотрите: возомнил, что очень хитрый, раз додумался оставить машину на мосту, а сам даже фары не выключил.

Только вот известно ли этому мальчику, что тип, который следит за ним и чья длинная тень тянется сейчас по фасаду дома, – это тот, кем однажды станет он сам и кто как-то ночью будет сидеть и переводить дыхание на верхней перекладине ворот, отделяющих его от собственного детства?

VI

В иле у болота чьи-то маленькие следы. Восходит солнце. Туман бежит, едва касаясь, по поверхности воды. Я наклоняюсь, чтобы оценить глубину следов. Конь ждет в камышах, присматривая за сапогами, которые я оставил на берегу. Смотрю, куда ведут следы: они доходят до воды. Кто-то приходил сюда попить. Ступня меньше моей ладони, но след совсем неглубокий. Я-то уже в иле по колено… Штаны подвернул, а тетради для сохранности засунул в сапоги.

Смотрю на склонившиеся у воды ивы. Ребенок, вероятно, все еще где-то там. Я опоздал совсем чуть-чуть – мы разминулись. Мне очень нужно отыскать его – его и то королевство, в котором он живет.

Конь вдруг встряхивает головой. Он поворачивает ко мне свой плоский лоб и смотрит прямо в глаза. Может, он наконец-то понял, кого я здесь ищу, и больше не будет принимать меня за сумасшедшего? Может, он тоже чувствует, что воспоминания разбросаны вокруг по камышам?

Были и до меня те, кто однажды утром отправился на поиски детства. Трое волхвов, людоеды, серые волки из старых сказок, солдаты царя Ирода, слуги бесплодных королев, сказители, поэты и все капитаны крюки мира, за которыми неумолимо следует с громким тиканьем время… Все они искали. Каждый – со своей собственной, особой целью. Детство было для них раскаянием, угрозой, добычей, эликсиром… да чем угодно. Но их пути пересекались с моим, и в близости всех этих охотников, чьи погасшие костры встречаются мне на лесных полянах, я узнаю тот самый зов в дорогу, который внезапно поднял меня средь ночи.

Я встал и выпил немного воды из дорожной фляги.

Как бы мне хотелось увидеть его здесь! Как бы хотелось, чтобы из темноты навстречу мне вдруг вышел мальчик в пижаме…

Это маленький хмурый глобус, который шагает со своими темными лесами, озерами и сверкающими городами. Я слышу его дыхание и шарканье ног. Произношу его имя в ночной тишине, и он, конечно, не отвечает. Он забыл, как здесь оказался и зачем выбрался из постели. Я провожаю его.