Счастье - Зульфю Ливанели Страница 4

С этого дня она знала, что за бесстыдство и недопустимый грех Шекер Баба накажет ее и на голову ее упадет много несчастий. В итоге так все и получилось. Грешное ее место расклевали птицы, а ее саму выгнали из дома и заперли в амбаре, чтобы позже страшно наказать. Интересно, чем же все закончится? Всех таких вот, как она, опозоренных девушек отправляют в Стамбул, или, может, есть что-то более ужасное? Она не знала. Все решал глава дома – дядя.

Даже отец Мерьем, этот кроткий, безропотный человек, занимающийся земледелием, боялся старшего брата. Преклонялся перед ним – и по вере своей, и по возрасту. Несмотря на то, что отец давно был взрослым, самостоятельным человеком, он рядом с братом не курил, а если тот случайно заставал его с папиросой, то младший предпочитал либо спрятать окурок в кармане брюк, либо затушить в ладони.

Дядя занимался приходящими к нему мюридами и религиозными делами. А на плечах отца лежало обеспечение семьи и возделывание нескольких земельных участков. Отец, Тахсин-ага, занимался всем: следил за скотом, пастухами, нанятыми крестьянами, издольщиками и наполнял домашние амбары урожаем, собранным на выделенных издольщикам угодьях.

Оставшееся от армян поместье было обширным, так что вся семья проживала здесь вместе. Раньше этот дом принадлежал человеку по имени Оганес, которого все в деревне очень любили и который помогал каждому. Но однажды пришли военные и сказали, чтобы все армяне деревни собрались у подножия деревенского холма, взяв с собой вещи, сколько могут унести. Армяне, с плачами и стонами, волей-неволей подчинились и, бросив на деревню прощальный взгляд, ушли. Больше их не видели и не слышали. Никто из них не вернулся обратно. Говорили, что военные увели их очень далеко, однако об этом только шептались. Некоторые армяне, уходя, оставляли свои ценные вещи на хранение соседям-мусульманам, говоря, что заберут их, когда вернутся, но с того времени прошли десятилетия, а от армян не было ни слуху ни духу.

Тут была еще одна странность: в деревне поговаривали, что некоторые пожилые деревенские женщины были на самом деле армянками. В послеобеденных полусонных разговорах тетушки Мерьем шептались, что эти пожилые женщины были армянскими девочками, которых в те злополучные дни семьи, не зная, что ждет их впереди, оставили соседям-мусульманам… В семьях девочкам сменили имена «Ани» или «Ануш» на «Салиха» и «Фатьма», вырастили их как мусульманских девочек, а потом выдали замуж. Деревенские никак не могли решить: если этим девочкам сменили религию, то дозволено ли выдавать их замуж по мусульманским обычаям, а главное, потом – хоронить на мусульманском кладбище под похоронный намаз? Поэтому во время намаза ходжа спрашивает общину: «Знаете ли вы покойного?», и все хором свидетельствуют: «Мы хорошо знаем!» Потом имам со словами: «Госпожа – человек правильной веры» начинает намаз, и все тоже совершают намаз. Но возможно, эти мужчины-мусульмане совершали намаз и для какой-то женщины-христианки. То есть – и для женщины, и для христианки! Удивительные вещи творятся на свете!

После высылки армян в оставшихся после них домах поселились мусульмане, разобрав армянские пашни и рабочие места. Поместье семьи Мерьем было одним из самых больших в селе. До Мерьем доходили сплетни, будто это поместье ее дед, Пехлеван Ахмет, отобрал. По всей округе ходили легенды о его огромной силе.

Самыми любимыми рассказами, которые Мерьем могла слушать бесконечно, были рассказы о детстве дедушки Ахмета. Она вся разрумянивалась, когда слушала историю о том, как мать Ахмета постоянно кормила его брата молочными сливками, Ахмета это очень злило, хотя виду он не показывал. В один из дней, когда матери не было дома, Ахмет вывел из хлева ишака, вскинул его себе на плечи и притащил на второй этаж, а оттуда – на крышу дома. Вернувшись с поля домой, мать и отец никак не могли уразуметь: каким образом ишак оказался наверху! А потом принялись ломать голову, как же снять ишака с крыши. Зная силу Ахмета, они умоляли его спустить ишака вниз. Ахмет же смеялся и отвечал: «Кто ест сливки, тот пусть и ишака снимает». На этом история кончалась, а маленькая Мерьем думала, что ишак до сих пор стоит на крыше, и постоянно пыталась там его разглядеть. Только потом она поняла, что дом уже давно другой.

Однажды Мерьем спросила тетю, правда ли все эти истории, а особенно те, что рассказывают об армянах, и тетя подтвердила, что это действительно так. Исчезновению десятков армян предшествовало знамение. В один февральский день в селе разразилась страшная буря: ветер ревел как сумасшедший, он рушил минареты, вырывал с корнем деревья, уносил крыши. Однако таинственней всего оказалось то, что и армян словно сдуло на небо ветром. В мудрости Всевышнего не может быть сомнения. Этот божественный ветер не затронул деревенских мусульман, однако все армяне, сколько их ни было, и мужчины, и женщины, со всеми своими чадами и домочадцами словно бы испарились. Может, они тоже были любимыми рабами Всевышнего и были вознесены как их пророк Иисус?..

Мерьем очень понравился рассказ о вознесении армян. Это было чудо! Закрыв глаза, она пыталась представить, как гуляют по небесам армянские девочки. Она видела, как мамы с отцами сидят на облаках и говорят своим детям, парящим радостно в небесной синеве: «Ребята, уже поздно, давайте-ка возвращайтесь на свое облако!»

Днем большинство членов семьи оставались дома, а дядю в это время дома было не застать. И хорошо, что так! В стоявшем на отшибе садовом домике дядя принимал визитеров, давших обет, а иногда уединялся там и молился в одиночестве. В такие дни дети приносили ему еду в судках. Даже отец, Тахсин-ага, мог видеть своего брата только в мечети.

После вечернего намаза женщины накрывали стол, и пищу сначала принимали мужчины, а женщины ждали, стоя за их спинами. После того как трапеза заканчивалась, женщины уносили остатки на кухню и ели там. Дядя очень сердился, если за едой разговаривали и время приема пищи затягивалось. Поэтому пока все быстро хлебали обжигающий суп, следом уже шел мясной плов, а поверх всего – пахлава. Нельзя тратить время на застолья, это недопустимо! После еды наступал час вечерней молитвы. Дядя становился впереди, как имам, отец, Тахсин-ага, с дядиным сыном Джемалем выстраивались сзади – и совершался намаз. Во время месяца Рамадан мужчины, конечно же, ночью шли в мечеть, чтобы совершить там намаз-теравих ^[3].

Жена Тахсина-ага умерла во время рождения первого ребенка – ее, Мерьем. А вторая его жена оказалась бесплодной, и на протяжении нескольких лет у него не было других детей. Дёне, на которой он женился позже, родила ему одного за другим двоих.

Но они пока еще были очень маленькими. У дяди же было три дочери и два сына. Старший сын Якуб двумя годами ранее со своей женой Назик и двумя детьми переселился в Стамбул. Из крайне редких новостей все знали, что у семьи все очень хорошо, что в Стамбуле, настоящем «городе золота», живут они богато. Младший брат Якуба Джемаль отправился на юго-восток страны для прохождения военной службы. А дочери – старшая Айше и средняя Хатидже – уже вышли замуж.