Серебряный меридиан - Флора Олломоуц Страница 4

Здание Компании издателей и газетчиков — одной из ста восьми существующих по сей день в лондонском Сити Почетных гильдий — было возведено на пересечении улиц Ладгейт Хилл и Аве Мария Лейн в семидесятых годах XVII века и перестраивалось лишь однажды — в 1800 году.

Многое из того, что олицетворяет историю и искусство и позволяет воображению преодолеть границы времени и пространства, мы находим там, где творения мастеров и память о них сконцентрированы в одном специально предназначенном для этого месте — таком, например, как Парадный зал Компании издателей.

Стены, на полвысоты декорированные темными дубовыми панелями, опоясывает череда гербов над верхним кантом деревянной отделки. Пятнадцать гербовых знамен, изготовленных Патриком Барденом ^[8] специально для этого зала, склоняются над входящими.

Каждый печатник, издатель, владелец и служащий компании по производству бумаги и письменных принадлежностей, типограф и публицист, попадая в этот зал, чувствует себя среди единомышленников. На витражах высоких окон изображены те, кто вдохновил и благословил в свое время становление британской печати: Уильям Шекспир, Уильям Кэкстон, Святая Сесилия, Уильям Тиндейл и архиепископ Кранмер ^[9]. Флит-Стрит, приход Св. Павла, Ладгейт Хилл, Стрэнд, Патерностер-роу, Чэринг-Кросс-роуд — старинные «книжные» улицы и уголки Лондона окружают здание Гильдии. В этой восточной части города английское слово было впервые напечатано на типографском станке. На северном арочном витраже первопечатник Уильям Кэкетон показывает первые гранки Его Величеству королю Эдуарду IV и королеве Елизавете Вудвилл.

В 1619 и 1620 годах издатель Ричард Филд возглавлял Компанию издателей на Аве Мария Лейн ^[10]. Он стал одним из героев романа Джеймса Эджерли «А лучшее в искусстве — перспектива», заявленного учредителями премии «Книжник», почетными членами Гильдии сэром Каннингемом и сэром Ройдом, в номинации «Лучшая книга года в жанре альтернативной истории».

Джим Эджерли прошел через холл здания Компании во внутренний двор, который все называли садом. Растений в этом «саду», вымощенном каменными плитами, было мало. Над всем царил платан с асимметричной клумбой вокруг ствола. Входящий в первую секунду обращал внимание на его серый ствол, покрытый плющом и наростами, и взгляд невольно скользил вверх. Дерево, защищенное со всех сторон старинными зданиями, так вытянулось, что крона его, касаясь листьями карнизов и крыш, затеняла весь двор. День был солнечным, но на случай дождя были раскрыты два тента.

Во дворе собиралась публика: авторы-номинанты на премию, их издатели, агенты, друзья, те, кто был приглашен учредителями премии, и представители прессы. Разбившись на группы по пять-шесть человек или присоединившись к тем, кто стоял плотным островком у лестницы, гости ждали начала церемонии. За платаном юный квартет играл Генделя. Это было время, когда формальное общение еще не началось, а неформальное — со смехом и громкими разговорами — неуместно. Поэтому говорили вполголоса и, будто смущаясь, сторонились музыкантов, отчего вокруг квартета образовался безлюдный полуостров.

Друзья Джима — Линда и Форд Аттенборо, Мартин Финли и Энн Ховард, его издатель Энтони Скарборо и редактор Джулия Майерс — уже были здесь. Джим кивнул, улыбнувшись, и быстро подошел к ним. Он был рад, что не ему пришлось их ждать. Обстановка приемов, необходимость непринужденно общаться и первым вступать в разговор с малознакомыми людьми смущала его больше, чем можно было предположить, принимая во внимание его профессию и стиль жизни. Умение и стремление быть на виду и среди людей причудливо сочетались в нем с крайней степенью сдержанности и стеснительностью.