Царство Агамемнона - Владимир Шаров Страница 4

Та же долина и тот же адресат, три года спустя, летом 1978 года: “Отчитываюсь по полной программе. Перво-наперво, Видела (в “Эсквайре” сноска: тогдашний президент Аргентины) настоящий друг. Проложил дорогу (почти 50 километров) и сделал вертолетную площадку. И то и то за счет казны. Стоило, как понимаешь, недешево. В общем, царский подарок. Теперь добраться нетрудно – можно и на машине, и по воздуху.

Дальше – мои траты и что из них вылупилось. Бычки набирают вес, чувствуют себя отменно. У лошадей, тех, что английские верховые, претензий ко мне тоже нет. Катаюсь, езжу с гостями на охоту. Пару раз даже устраивали настоящие скачки. Короче, не зря я на них глаз положил.

Сад тоже не подкачал. Он, насколько могу судить, разбит по всем правилам, и лоза принялась как надо. Сорта разные, но садовник клянется, что вина будут высшего качества. Солнца, как на юге Италии, потому лоза сплошь итальянская – несколько сицилийских сортов, в том числе сухие мускаты, белые и красные, а по краям, где солнца меньше, кампанские. Вдобавок под слоем чернозема – толстый пласт мела, виноград его любит; и еще один плюс: по словам садовника, в нашем меле, что редкость, бездна правильных микроэлементов. Они добавят лозе силу, а вину – букета. Это не слова. Молодое вино – урожай прошлого года – и вправду чистый сок.

Выше виноградника по плану должен был быть парк и резиденция. Планы – в жизнь. От предначертанного никаких отступлений. Вилла – на самом деле настоящий дворец – просто сказка. Уже есть название – «Элизиум». Всё в мавританском стиле. Витые колонны, арки, вниз в сад уступами спускаются лестницы и террасы. Над ними навесы из вьющихся роз, винограда и плюща. Красота неописуемая. Никогда бы не поверил, что такое можно сотворить за три года. Парк тоже хорош. Несколько сот старых деревьев – иногда купами, вокруг – выкошенная трава. Это еще не настоящий газон, для газона нужно время. Нет и дорожек, но всё равно красиво. Смотрится что надо!

До остальной части леса руки пока не дошли. В ней много дичи – олени, косули, полно фазанов и тетеревов, так что домой иду с полным ягдташем. Но что лес придется чистить – понимаю. Понимаю, и что работа тут не на один год. Сушняка, бурелома, особенно по берегам ручья, столько, что к воде часто не подойдешь. Смириться было бы не по-хозяйски.

С лугами и каменными осыпями, наоборот, всё чин-чинарем. Какие есть – такими пусть и будут. Здесь ничего трогать не стану. Выше, как уже тебе писал, ледник. Тянется почти до вершины. На леднике много нового. Внизу, у самого подножия, приличных размеров дом. Живет в нем тренер по горным лыжам. Выписал из Франции. Профессионал, побеждал на этапах Кубка мира. Француз этот голова, и с руками у него в порядке. Починит что хочешь. Настоящий мастер, вдобавок диплом судового механика. Дом строили по его проекту.

В подвале мотор и зубчатое колесо. На первом этаже личные апартаменты француза: три комнаты плюс хорошая финская баня, чтобы согреться, и бар с кофе и крепкими напитками. То есть согреться можно и так. Из подвала через бар, наискосок, от пола до потолка – натянутый трос. Закрученные в канат все в масле стальные жгуты. И вот ты за стойкой, с рюмкой, а руку протяни – этакая махина движется, скрипя ходит, ходит туда-сюда. Мощная штука и смотрится классно. Это не дизайн. На втором этаже колесо кресельного подъемника. Как раз его трос и крутит. Француз – просто гений, всё работает как часы. Там же, на втором этаже, его мастерская и комната, где хранятся лыжи, ботинки, крепления. Есть на любой размер, найдем и для твоих крошечных ножек, только бы приехала”.

После семьдесят восьмого года “Элизиум” уже живет своей жизнью. На вилле немалый штат, человек сорок, не меньше. Разного рода обслуга – отлично вышколенные горничные, официантки. Девушки красивы, грациозны и, по слухам, начинали в тех же танцклассах, где когда-то сам Романов. По тем же слухам, они не отказывают гостям и в большем, чем просто чашка чаю.

Это как бы внутри дворца, а снаружи в высшей степени профессиональная охрана. Репортеров, фотографов, прочую пишущую братию к вилле Романова не подпускали и на пушечный выстрел, то есть что на самом деле происходило в “Элизиуме”, никто толком не знал. Конечно, название виллы время от времени возникало на газетных полосах, но обычно мельком, – сообщить, в сущности, было нечего.

Кроме только что помянутых и тех, о ком Романов писал Кристине Мендес раньше, я имею в виду немолодого гаучо, егеря (он и вправду подобрал небольшую, но быстро сработавшуюся свору гончих), француза, который наладил подъемник и теперь самовластно правил горнолыжным спуском, – эти, как сюда приехали, так и остались, – в “Элизиуме” появились новые лица. Еще один француз-повар, а к нему в придачу два поваренка. Всю троицу Романов переманил из отличного французского ресторана. Кухня на вилле была на зависть. Другая гордость хозяина – сомелье, итальянец из Сиены. Вина, что подавались к столу, были делом его рук; их букет, аромат, тонкость вкуса ни разу не вызвали нареканий.

На вилле была и своя музыка, тоже недурная. Квартет – фортепиано, две скрипки, виолончель – хорошие музыканты, они на равных играли классику, цыганщину, любые аргентинские мелодии. Они же аккомпанировали двум голосам: приличного уровня баритону и исключительного качества меццо-сопрано. Таким меццо гордился бы даже “Ла Скала”, но из-за астмы на длинные оперные партии певице не хватало дыхания. Оттого предложение Романова и было в конце концов принято.

“Всё же, – писал дальше журналист из “Эсквайра”, – смею думать, что не развлечения и нескончаемые удовольствия: лошади, охота, музыка и девушки – влекли гостей в «Элизиум». И не то, что владелец был гостеприимен, хлебосолен, что называется, открытой души человек. Куда важнее была конфиденциальность”.

Друзья Романова – многочисленные, но равно незаконные дети великого Боливара – по-разному смотрели на мир. Их армии всегда были готовы взяться за оружие или уже взялись, а были еще монополии, были повстанцы, наркобароны и профсоюзы. Прибавьте наставников и воспитателей из Вашингтона, Гаваны, Москвы; то есть, когда у чиновных знакомых Романова, как когда-то у его двоюродного деда Николая II, голова начинала идти кругом, он звал их к себе. Кормил изысканным обедом, а дальше, после сигар и кофе с коньяком, уже отчасти примиренных с жизнью, усаживал за другой стол – переговорный.

Результат был. Тем более что хозяин – человек нейтральный, что называется, честный маклер, был тут как тут. Что-то подсказывал, на ходу изобретал, в итоге выход находился. А ведь прежде всё казалось безнадежным. Было еще одно, что вызывало к Романову уважение. Политика – грязная штука, и у себя дома друзья владельца “Элизиума” нередко попадали в нехорошие истории. Так вот, если просили помочь, Романов не отказывал. Благодаря деньгам, связям улаживал дело. Да так аккуратно, что ни разу никого не подвел.

Жизнь катилась как по рельсам двенадцать лет. Поток гостей в “Элизиуме” не иссякал, пока в 1990 году не случилась беда. Романов, который не просто самовластно правил этим земным раем – но был его душой, погиб, катаясь на горных лыжах. Землетрясение вызвало сход лавины, она и погребла его под собой.

Вообще в Андах что землетрясения, что лавины не редкость. Трясло и в тот день, хоть не сильно. Но дело было в октябре, в Южной Америке это весна, в горах много тяжелого мокрого снега. Вместе со льдом и камнями он, будто экспресс, с ревом промчался по долине, как спички смел с лица земли мачты подъемника вместе с домом тренера-француза, поломал пару сотен больших елей и, лишь упершись в гряду скал, выдохся. Француз не погиб, он был внизу, в конторе, а вот Романова больше никто не видел. Впрочем, тело его почти не искали, слой наносов был чересчур глубок. Для очистки совести следующим днем потыкали щупами, потыкали и ушли. Хозяина не стало, и уже через год Кристина Санчес писала подруге, что “дворец никому не нужен и заброшен, живут там только два человека – старик-сторож и охранник. Асьенда в запустении, быстро разрушается”.