Шассе-Круазе - Тамара Кандала Страница 4

– О’кей. – От неожиданности всего произошедшего в голове у Лоры прояснилось, и она поняла, что сейчас ей хочется только одного – в постель и забыться.

И вот теперь, под одеялом, воспоминания всплывали в ее бедной больной голове яркими картинками из дешевого комикса. Во рту пересохло, в висках пульсировало, мысли, из блох превратившись в тараканов, расползались во все стороны. И тут в ее черепной коробке всплыл спасительный образ – запотевшая от холода бутылка пива в холодильнике. И рот наполнился слюной от предвкушения, и язык затрепетал, как у завзятого алкоголика.

Лора вынырнула из-под одеяла и зашлепала босая в ванную. Взглянув в зеркало, она обнаружила там чье-то зеленое лицо, обрамленное торчащими во все стороны волосами. Решив, что не имеет к нему никакого отношения, она поплелась на кухню. Открыв холодильник, Лора обнаружила улыбающуюся ей вожделенную бутылочку, брошенную там в одиночестве неизвестно с каких допотопных времен. Первый глоток был восхитительно живительным – умирающий от жажды в пустыне припал к животворящему источнику, мираж оказался реальностью. С последним глотком пришло чувство умиротворения – господи, как же просто почувствовать себя почти счастливой!

Лора поставила вариться яйцо, также нашедшееся в глубинах волшебного царства холода, и поплелась в ванную – контрастный душ это то, что поможет окончательно привести себя в чувство.

Навизжавшись вдоволь под холодными струями и выплеснув таким первобытным образом отрицательную энергию, Лора, закутавшись в подогретый пушистый халат, готова была бодро приступить к завтраку. Вынув и остудив под холодной водой яйцо, она вставила его в сине-белую фарфоровую подставку и занялась приготовлением кофе по-турецки, перемешав в джазвейке тончайше размолотые зерна с кардамоном и хорошей дозой тростникового сахара. Поставив смесь на медленный огонь, Лора намазала маслом выскочивший из тостера румяный квадратик хлеба и, положив его на такую же, сине-белую, тонкой работы фарфоровую тарелочку, вернулась к столу, собираясь вкусить первую субботнюю трапезу.

И здесь случилось ЭТО!

Яйцо в подставке уставилось на нее ЖИВЫМ глазом.

Глаз был синим, под цвет фарфорового кобальта, в темных густых ресницах, слегка дрожавших как бы от сдерживаемого веселья. Во внутреннем углу глаза образовалась даже смешливая слезинка и, не удержавшись, скатилась по гладкой поверхности яйца.

Это было уже слишком!

– Merde [2], – произнесла вслух Лора. – Доигралась! Галлюцинации!

Вчерашнее шампанское, «волшебный напиток», которым ее подпоил Карл, утреннее пиво! И все, начало делириум тременс, по-простому – белой горячки. Немного же надо такой слабой голове, как ее, чтобы поехала крыша.

На самом же деле все мгновенно проскочившие в ее голове слова забалтывали одно-единственное чувство – смятение. Главное – не поддаться панике.

Так не бывает.

Но так было.

Глаз широко распахнулся, как если бы понял ее тревоги, и улыбнулся, прищурившись и убежав зрачком. Потом, приветливо моргнув напоследок, исчез. Так же внезапно, как и появился.

Лора в изнеможении откинулась на спинку стула, надо было как-то все это переварить. И попытаться осмыслить. Но никаких вразумительных объяснений не нашлось. Вспомнились ее вчерашние объятия с Карлом и внезапное выпадение из этих объятий прямо во внеземное ощущение исчезающего времени и пространства. Но какое это имело отношение к дурацкому Глазу? Может, она сходит с ума? Надо бы порасспросить маму, не было ли в их роду умалишенных. Или каких-либо генетических заболеваний, связанных с психическими отклонениями.

Лора, всегда отличавшаяся отменным здоровьем, никогда не задумывалась над своей наследственностью. Сегодня же в свете последних научных открытий стало понятно, что это наиглавнейший источник всех возможных, скрытых и явных проблем индивидуума.

Есть расхотелось – для этого пришлось бы разбить скорлупу яйца, на которой только что моргал живой глаз. И неизвестно, что еще могло выкинуть само яйцо. «Хорошо еще, что я не сделала из него глазунью», – подумала она и тут же ужаснулась самому слову «глазунья» в образовавшемся контексте.

Кажется, в филологии такое называется ономатопоэтикой, всплыло в мозгу обозначение, которое она никогда бы не нашла, если бы искала специально. Говорят, после сильного шока человек может начать говорить на языке, которого никогда не изучал, – это было из той же серии.

В этот момент убежал кофе. Лора подхватила джазвейку и, вылив остатки кофе в чашку, почти залпом выпила обжигающую жидкость. Небо ошпарило, зато голову чуть отпустило.

«Пойду поплаваю, – решила Лора, – это единственное, на что я сейчас способна». Частный клуб – с бассейном, сауной и прекрасным массажистом – находился в десяти минутах ходьбы. Она быстро собрала спортивную сумку и почти бегом выскочила на улицу.

Лора отплавала почти километр и, предвкушая сауну, которая выведет из ее организма остатки алкогольного отравления, перевернулась на спину, решив сделать последнюю стометровку своим любимым стилем – кролем на спине.

Тут-то ГЛАЗ и появился снова.

Лора, не прерывая ритмичных движений, закрыла глаза, но ЭТОТ не исчез, как если бы находился прямо у нее в мозгу. Снова открыла – Глаз повис в воздухе, прямо над ее лбом и двигался вместе с ней.

«Сгинь!» – выкрикнула Лора мысленно.

Глаз только похлопал ресницами.

– Исчезни, – взмолилась она одними гу-бами.

Глаз, сопроводив ее до самого бортика, исчез только тогда, когда она, подтянувшись на руках, вылезла из бассейна.

В сауне Лора оказалась одна. Поддав водички, в которую она предварительно вылила из бутылочки, услужливо заготовленной предусмотрительным сервисом, смесь мяты, ромашки и эвкалипта, Лора сняла купальник и растянулась голая на полотенце. Чуть влажный пахучий жар обжигал и ласкал одновременно. Тело в ответ расслабилось, мышцы радостно распустились, и в спортивном, пребывавшем в постоянном тонусе силуэте проступили черты мягкой женственности. Ноздри ее жадно трепетали, вдыхая горьковатую смесь трав, на гладкой загорелой коже появилась бриллиантовая россыпь пота. Губы невольно растянулись в блаженной улыбке. И в этот момент она вновь узрела свой навязчивый глюк – Глаз осторожно опустился прямо рядом с ней, в нескольких сантиметрах от ее руки.

Лора, скосив глаза, пошевелила пальцами, как бы желая его потрогать. Тогда Глаз, засеменив ресничками, спрыгнул на пол и шустро, как паучок, на тонких ножках перебежал сауну и устроился на лавке напротив, в каком-нибудь метре от нее.

Глюк казался вполне материальным, и Лора неожиданно для себя заговорила вслух.

– Ничего себе, здесь почти девяносто градусов! Тебе не жарко?

– Нет, – отозвался Глаз. – Я не чувствую ни жары, ни холода.

Лора обалдела, она никак не могла понять, откуда исходит голос. У глаза же никак не могло быть речевого аппарата. Да и насчет интеллекта, способного реагировать на человеческий язык, она весьма сомневалась. «Наверное, я разговариваю сама с собой, – решила она, – все происходит в моем собственном мозгу – и видение и диалоги».