Микроурбанизм. Город в деталях - Ольга Бредникова Страница 4

Предлагаемые способы разговора о городе позволяют уловить специфику проживания города, делая описание “живым”, а город сложно переплетенным, эмоционально насыщенным, находящимся в движении. Персонажи и сообщества, “практики микробного уровня” [12], создающие, приспосабливающие и переустраивающие конкретные места (улицы и площади, транзитные пространства), изменчивые состояния города и городские ситуации, специфика отдельных городов и многое другое получают возможность быть проговоренными. При этом исследователь, отправляющийся в город, должен осознавать, что существуют пределы проговариваемого – город не всегда может быть одет в слова. Нередко это связывается с “заколдовыванием” [13]города, сохранением его таинственности. Например, в статье Егора Шевелева таинственность и связанные с ней недосказанность и множественные умолчания создают городские места, а исчезновение флера тайны превращает их в обычное и банальное, встроенное в повседневный порядок. Такая ситуация вполне вероятна. Однако, мы полагаем, возможна и иная недосказанность. Обозначение пределов проговариваемого важно постольку, поскольку некоторые городские явления еще не конституированы как нечто определенное. В этом случае язык создает обманчивое представление об их кристаллизованности, четкости и самом факте их существования. Останавливаясь “на пороге”, исследователь своими интуициями и ощущениями гораздо более точно и тонко схватывает зарождающиеся места и события городской жизни, превращая свои чувства и эмоциональные опыты в действенный инструмент исследования [14].

Микрооптика или “город в деталях”

Микроурбанизм самим своим названием предполагает работу с мелочами и деталями городской жизни. Наш интерес к деталям во многом вдохновлен общей атмосферой текстов Вальтера Беньямина, соблазнительно сочетающих “микроскопическое зрение” и “тягу к общей теории” [15]. Сюзан Зонтаг, бережно разоблачающая магию беньяминовских работ, подчеркивает многозначность “мелочей” и эффекты масштабирования: “Уменьшить – значит сделать удобным для переноса ‹…› уменьшить – значит еще и утаить, ‹…› сделать бесполезным. До гротеска сведенное к малости освобождено от прежнего смысла: главное в нем теперь – крошечная величина, и только. Это и образ целостности (иными словами, полноты), и воплощение фрагментарности (то бишь несоизмеримости). А потому миниатюрное – предмет незаинтересованного созерцания, грезы” [16].

Обнаружение детали невозможно без изменения режима зрения исследователя – деталь доступна лишь “близкому взгляду” [17], она переводит зрение исследователя в режим вглядывания и разглядывания. Выбирая детальный взгляд на город, мы неизбежно сокращаем дистанцию по отношению к нему, обозначаем себя как исследователей в городе. Погружение исследователя в водоворот городской жизни дает возможность не только увидеть город, но и ощутить его – услышать, почувствовать запах, попробовать на ощупь. Именно такую возможность ощутить город и предлагают ряд авторов этого сборника – город звучит в текстах Екатерины Бунич и Андрея Возьянова и становится осязаемым в статьях Александры Ивановой и Егора Шевелева. Спектр ощущений, в свою очередь, производит близкий город – город прикосновений, звуков и шорохов, запахов и ароматов: касание в отличие от взгляда производит близость, интимность, а звук соединяет, создает камерное пространство [18].

Мы полагаем, что зачастую именно через детали можно выйти на анализ городской социальности [19]. При этом работа с нюансами и деталями предполагает концептуализацию. Это отнюдь не этнография детали, не препарирование города на атомы, но попытка реконструировать его связанность, включить деталь в сложные сети взаимодействия, символические системы, как это происходит в статьях Ольги Ткач, Лилии Воронковой и Олега Паченкова, Романа Абрамова. Городские свадьбы, блошиные рынки и заброшенные места для авторов не только забавные курьезы. Их исследование позволяет зафиксировать и понять, как складывается и (вос)производится городской порядок.

Наше понимание детали принципиально двойственно, для нас деталь – это и инструмент познания, и инструмент действия (means of knowledge, means of action) [20]. Деталь в данном случае – это не только то, что может быть выхвачено/выпадает из сети привычных отношений и систем значений [21], а значит, наглядно демонстрирует их относительность и изменчивость. Деталь – это также стартовая точка социального творчества, стимул и возможность создания новых смыслов и конвенций отдельными горожанами и сообществами. Деталь отсылает нас к творческому производству города. Она делает город человекосоразмерным, превращает его в то, с чем можно сладить, что можно изменить и переделать. “Размер имеет значение…” С маленькими предметами проще обращаться, благодаря им пространство легче фрагментируется и переопределяется, а периферийные смыслы и воплощающие их предметы нередко становятся точками создания новых символических систем. Как, например, “любовные замочки”, не только ставшие запоминающейся интервенцией 2000-х, но и положившие начало новому городскому ритуалу, периодически образующие новые городские места и усиливающие притягательность уже существующих, а также гарантирующие стабильную прибыль огромному числу уличных торговцев и продавцов сувениров [22].