Царские врата - Александр Трапезников Страница 4

— Ладно! Секрета большого нет. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Я многое за это время пересмотрел, передумал. Переоценил. Скажу, что мне было тяжко — все равно не поверишь. Но это правда, я действительно очень сильно переживал нашу… размолвку. Не надо было разводиться, теперь я это понимаю. Потому что ты все время, все эти годы была вот здесь, — он приложил ладонь к груди, и в этом театральном жесте было что-то фальшивое. Я заметил, что даже Миша ухмыльнулся. Но Борис Львович продолжал:

— Ты ведь знаешь, что я потом пытался как-то забыть тебя, даже снова женился, но тот брак оказался скоротечным. Еще бы! Никакого сравнения с тобой. Я все время о тебе помнил, Женя. Я бросался в разные крайности, сейчас об этом говорить не хочется. Ушел с головой в бизнес, и это меня держало на плаву. Дела мои идут блестяще, скрывать не стану. Но что такое деньги? Лишь средство к осуществлению иных, главных целей. Важнее власть, слава. Но и это не главное. Еще важнее любовь, любимая женщина. Это ты. Мы должны, мы обязаны быть вместе. Пойми это.

— Обязаны? — переспросила сестра.

— Если я виноват, прости по-христиански, — отозвался Борис Львович. — Господь прощал и нам велел. Разбойника первым ввел в Царствие Божие. У него нет ни эллина, ни иудея, все любимые дети. Если есть покаяние и вера… и любовь…

— Отлично сказано, — пришел к нему на помощь Михаил. — Канонически.

— Трогательно, — согласилась Евгения. — И что же?

— Как? Разве я не ясно выражаюсь? — вскинул брови Борис Львович. — Выходи за меня замуж. Делаю вам, Евгения Федоровна, официальное предложение. Не сочти меня идиотом, но я люблю тебя.

— Браво! — сказал Миша. — Между прочим, Ричард Бартон и Элизабет Тейлор женились и разводились раз пять. Если не ошибаюсь.

Борис Львович разгладил свою серебристую бороду. Не знаю, как сестра, но я был несколько ошарашен его предложением. А Женя молчала. Смотрела куда-то поверх головы Бориса Львовича. Словно видела другого, за его спиной.

— Все будет иначе, поверь! — поспешно произнес Борис Львович. — У тебя — полная свобода действий. Мы заключим брачный контракт, теперь это принято. По-европейски. При регистрации ты сразу получишь… я положу на твое имя восемьдесят… нет, сто тысяч долларов. А ежели мы снова решим разойтись, то в качестве откупного эта сумма удвоится. Нет, утроится, как скажешь. Словом, обсудим это своим чередом. Не проблема.

Я следил за выражением глаз Жени, они все больше сужались. Зря он повел речь о деньгах. Но такая уж у Бориса Львовича натура, природу не скроешь. Он, тем временем, продолжал:

— Жить переедем в мой дом, я недавно купил, ты еще не видела — прелесть. Тебе понравится. Разумеется, венчание и все такое. Но это еще не все. Федора Александровича отправим в хорошую клинику, за ним будет полный уход. А Николаша… — он поглядел на меня. — Николаша у нас пойдет учиться, продолжать образование. Поедет в Париж, в Сорбонну. Я имею на него определенные виды. Хочу, чтобы со временем он стал моим первым помощником.

— Ты и меня не забудь, — проворчал Михаил. — Я ведь им тоже родственник.

— Все сказал? — произнесла Женя. Голос мне ее не понравился.

— В общих чертах, — попытался улыбнуться Борис Львович.

— Значит, и венчание, и контракт, и Сорбонна, и клиника. Всех купил? Смешал и Бога и Мамону. А выставку мою в Манеже устроишь?

— Обязательно! Как же я об этом забыл! Выставку непременно, в лучшей галерее. Мне твои работы всегда нравились. Я и клиентов найду. И картины зарубеж повезем. Не сомневайся.

— Не сомневаюсь. Денег тебе и ума не занимать, Боря. И оборотистости. Ты своего добиваешься всегда. Надо будет — влезешь куда угодно, в игольное ушко. Что там дом, церковь купишь! Контракт с Богом составишь. С откупными, когда надо будет обратный ход дать. Но ведь я тебя очень хорошо знаю, Боренька. Знаю, что ты за человек.

— Погоди! — остановил ее Борис Львович. — Не торопись. Ты не права. Подумай. Я с тобой честен.

— Не торопись, — повторил вслед за Борисом Львовичем Миша. Евгения взяла в свою руку тарелку с тортом. Подержала ее, покачивая.

— Ты знаешь, что мне сейчас больше всего хочется? — с улыбкой спросила она. — Вот этим тортом тебе в рожу вмазать. Как в фильмах у Чарли Чаплина. Смешно будет, правда? Разрядиться? Сделать?

Борис Львович сидел, выпрямившись, как кочерга. Он стал очень бледен, а Михаил, наоборот, покраснел, как рак. Я же со своим стулом отодвинулся в сторонку, чтобы и меня не задело тортом. Евгения продолжала покачивать тарелку в руке. Некоторое время длилась напряженная пауза.

— Может, тортами-то будем после свадьбы бросаться? — проговорил, наконец, Миша. — Оно как-то по-семейному и не плохо.

— Но почему? — произнес Борис Львович и встал. — Какая же ты, все-таки, Женька, дура.

Сестра опустила тарелку на стол и захлопала в ладоши.

— Очень славно! — сказала она. — Начал с роз, а кончил «дурой». Ты неисправим. Уходи, пока я по-настоящему не рассердилась.

Михаил пододвинул к себе злополучную тарелку и налег на торт.

— Евгения Федоровна, Евгения Федоровна! — пережевывая, сказал он: — Вы совершаете большую ошибку!

— И ты убирайся! — прикрикнула на него сестра, — Тут тебе не кондитерская.

— Послушай, — сказал я. — Может быть, я и не вправе тебе что-то советовать, но на что ты злишься? В тебе сейчас старые обиды говорят, а не…

— Еще один прорезался! — перебила меня сестра. — Что, мальчику в Сорбонну захотелось? Быстро же тебя Борис Львович обработал. Одним взмахом руки. Павел, значит, по боку? Эх ты, иждивенец, приживал несчастный!

Я вскочил так резко, что стул опрокинулся. Потом выбежал в коридор.

— Да, да! Приживал! — крикнула мне вслед Евгения.

Пока я натягивал куртку, в коридор вышли и Борис Львович с Мишей. И мы все слышали, как из кухни доносится смех Жени. Такой дикий смех, что мурашки по коже бегали. Словно там сидела не женщина, а салемская ведьма.

— Пошли! — сказал Миша, отпирая дверь. — Хорошо хоть без крови обошлось.

Пока мы спускались по лестнице, Борис Львович беспрестанно повторял:

— Я хотел как лучше, хотел как лучше…

— Брось! — сказал ему Заболотный. — Женщины капризны и переменчивы. Подождем. Зайдем с другого хода. А Николашу-то как она! А с тортом-то, а?

Мы вышли из подъезда. В «мерседесе» сидел шофер Бориса Львовича и ждал. Он распахнул дверцу. Честно говоря, я не знал, куда мне сейчас отправиться? Было все равно.

— Хочешь, переночуешь у меня? — предложил Миша. — Утром вместе поедем встречать Павла.

Я молча кивнул. Борис Львович выглядел очень расстроенным.

Но не меньшую обиду ощущал и я. Даже не хотелось думать о том, что произошло там, в квартире. Один Миша вел себя по-прежнему, ковыряя зубочисткой во рту. Его, похоже, ничем не прошибешь.