Любовная лихорадка - Эустакиу Гомиш Страница 4

38

Народ несправедливо считал его чудаком и называл сумасшедшим. «Отступник», — говорили о нем и клеймили «пособником дьявола». Правительство подпевало недоверчивой публике, замалчивая труды Менделла. В то же время за границей гремели имена Маркони, Брэнли и Элиши Грея. Единственной заслугой Менделла в глазах общественности было открытое признание своим сыном рыжего негритенка, который в 1936 году погиб от лап гориллы.

39

Преподобный Менделл не относил плотский грех к подлинным грехам и вообще уверял, будто ад — изобретение теологов. Он даже считал, что сам оказывает дурное влияние на общество, живя без женщины, которую он мог бы оплодотворить.

40

Алвин должен был рано с утра прийти в холл отеля «Европа», где была расквартирована врачебная комиссия. То было первое рабочее совещание, и Алвин на него опоздал. Это не понравилось главному медику, который наговорил Алвину всяких гадостей. Тот, не сказав ни слова, принес шприцы, вещества для прижигания и склянки с йодом. Его послали работать в Санта-Каза, где больные сотнями лежали на помостах, но Алвин туда не добрался. В девять часов, потный и сонный, он проник во двор Храма науки, где увидел Анжелику, окруженную детьми. Говорили они мало. Она повела его в класс, где Алвин два часа подряд выслушивал чтение Овидия в оригинале. Потом потащила к себе домой и послала за бутылкой портвейна. «Да Мата говорит, что любовь к вину — мой единственный недостаток», — произнесла она, смеясь. «In vino veritas» — философски заметил Алвин; этой фразе Анжелика научила его в прошлом году. Та была счастлива, что Алвин все запомнил. В окно влетела ласточка.

41

День клонился к вечеру, и Алвин предложил куда-нибудь пойти. Даже такой разговор, как у них, не может продолжаться бесконечно. Но от вина веки отяжелели, да и с палящим солнцем шутить не стоило. Делалось противно при мысли о том, что придется объясняться с главным медиком. Полусонного Алвина чем-то накрыли, положили под голову подушку. Он уснул почти мгновенно. А когда проснулся, была уже глубокая ночь, и внизу на улице блестели фонари.

42

Зал был неосвещен. Кто-то пробирался через горшки с папоротниками. Анжелика. Алвин, притворившись спящим, наблюдал за ней. Он был обескуражен, увидев сигару у нее в зубах. Позже, когда он сидел у ее ног между бархатных подушек, Анжелика призналась, что курит тайком с двенадцати лет.

43

Ничего удивительного, сказала она, это наследственное. Моя тетка была первой женщиной в Португалии, начавшей курить.

44

Они переместились на диван, и колокол церкви Матрис томно зазвонил, когда Анжелика принялась рассказывать о зимнем визите в город Жулиу Рибейру. Почти везде во владениях барона на полках стояла «Плоть»; девушки читали ее украдкой, и на это смотрели сквозь пальцы. Но наличие в доме возмутительной книги еще не означало, что автор будет в нем желанным гостем. Даже напротив. Только Рибейру приехал, как женщины перестали выходить на улицу. Все занавески были плотно задернуты. Да Мата, ничего не знавший, увидел, как тот поднимается на веранду, спрашивает, есть ли кто-то в доме. Затем Рибейру вошел, снял шляпу, попросил воды. Анжелика нашла его манеры безупречными. Если бы не осуждающий взгляд барона, она пригласила бы его на обед. В нескромной заметке, помещенной в «Газете», утверждалось, что неподражаемая Анжелика заставила писателя позабыть о своей прежней беспорядочной жизни. И вместо очередного натуралистического романа он намеревается создать жизнеописание святого Франциска Ассизского. Жулиу послал туда письмо с сообщением о том, что всевозможные достоинства госпожи баронессы впечатлили его, но замысел нового романа от этого никак не пострадал. Насчет святого Франциска никаких уточнений не последовало.

45

Во вторую неделю апреля наблюдался настоящий всплеск заболевания. В три больницы поступило двести человек, а еще ста другим пришлось заменить уколы шприца на укусы могильного червя. Как-то в воскресенье изможденные могильщики заснули при свете луны среди трупов, терпеливо ждавших, когда же наконец они сойдут под землю. Луна бросала блики на днища гробов.

Родственники рыдали у ворот дома или же агонизировали в тошнотворно пахнущих кроватях в присутствии медбратьев, не знавших, что делать, и вливавших им в рот сульфоновый раствор. Из семи аптек только две еще работали. Отель «Кампинейра», первоклассное заведение, закрылся в мгновение ока. На улицах выстроились ряды конок — их водители теперь управляли облаками. На четвертой неделе закрылись три из восьми мясных лавок, на пятой — половина школ, на шестой прекратились судебные заседания. Четверых почтальонов свалила болезнь, и почтовые услуги больше не оказывались.

Из города бежали — верхом, пешком, в каретах, в тильбюри и на простых телегах. Поезда останавливались в Кампинасе на какую-нибудь минуту, в них садились только люди с состоянием.

Но напрасно: эпидемия быстро распространялась по всей провинции. Больного продавца прикончили выстрелом из поезда в окрестностях Жундиаим.

46

Жулиу Рибейру писал, что некогда гордая столица процветающего края стала Ниобеей, распятой на кофейном дереве, гигантским кладбищем, городом мертвых. Натурализм местного разлива крепко стоял ногами на греческой почве. Ничего удивительного, ведь Патмос омывают воды Атибайи.

47

Перейра Лима находил в лихорадке нечто расистское: она пренебрегает неграми и поражает только носителей европейской крови! Чем больше европейской крови в венах, тем скорее вы сойдете в могилу. Гаити, негритянская страна, обязана своей независимостью желтой лихорадке: из тридцатипятитысячного войска, посланного Наполеоном для восстановления порядка на острове, двадцать три тысячи погибли еще до того, как хоть один гаитянский солдат взялся за оружие.

48

Барселос иронически предлагал Перейре бросить вызов Двору и провозгласить Республику Кампинасских Соединенных Штатов. Возможно, императорская армия, еще не оправившаяся после парагвайской войны, натолкнется на стену эпидемии, как это случилось на Гаити. Перейра соберет народ на главной площади и поднимет трехцветный флаг — желтый, зеленый, черный. Так он отблагодарит желтуху, кровоизлияния в мозг и черную рвоту.

49

Мелхерт находил подозрительными с точки зрения гигиены итальянских коммерсантов, которые присылали с побережья рыбу, фрукты, сыры. Бацилла — или что там еще — вполне могла прятаться в этой скоропортящейся продукции. Итальянцы протестовали, обвиняя во всем негров и бродячих собак, наводнявших город. С неграми ничего было не поделать: отныне их как свободных граждан защищала конституция. И потому за все расплачивались собаки.

50

Всего лишь за две недели восемьсот собак погибли насильственной смертью. Их бросали в бассейн с соленой водой, покрытый брезентом. Собаки плавали, пока у них не иссякали силы, после чего тонули.