Девушка из высшего общества - Татьяна Бонкомпаньи Страница 4

Лили поднялась из-за туалетного столика и прошла в гардеробную, где начала осторожно перебирать свою старую одежду: юбки-карандаши, облегающие джемпера и узкие жакеты. Сможет ли она когда-нибудь надеть их? Сбросить двадцать пять килограммов и вернуть былую стройность казалось невыполнимой задачей. «Подумаю об этом завтра», — обычно говорила она себе. Но наступал следующий день, а Лили решалась только на то, чтобы надеть старый спортивный бюстгальтер и ходить в нем, пока не становилось трудно дышать. В эти дни ей словно не хватало воздуха: тащила ли она из гостиной на кухню детский игровой центр, доставала ли форму для запекания из глубины кухонного шкафа, возвращалась ли с легкими пакетами из бакалейного магазина, расположенного всего в нескольких кварталах от дома.

«Вероятно, у меня астма, — волновалась она. — Может ли после беременности вдобавок к растяжкам, расширенным венам, жуткому целлюлиту, аллергии на некоторые продукты и ужасной забывчивости развиться еще и астма?»

Лили взяла с полки брюки от велюрового тренировочного костюма и старый кашемировый, почти невесомый джемпер мужа с треугольным вырезом. Она подняла его над головой и вдохнула цитрусово-пряный запах дезодоранта «Де Оранж верте» от Гермес. Мысль о том, что Роберт вот-вот вернется домой после обеда с Джозефин, почти не радовала. Сегодня ближе к вечеру они собирались прогуляться с малышом в магазин и купить фрукты у развозчика на Лексингтон-стрит.

В то время как другие женщины делали выгодные покупки на распродажах образцов дизайнерской одежды, Лили общалась с торговцем фруктами, доброжелательным пакистанцем. Однажды он продал ей за доллар восемь только начавших портиться бананов, из которых она приготовила десяток бананово-овсяных маффинов и банановый хлеб, а на днях ей удалось сторговать пинту черники всего за четыре доллара.

Конечно, раньше с продуктами все было по-другому. В рабочие дни Роберт с Лили посещали благотворительные ужины или коктейльные вечеринки, или брали еду навынос, чтобы провести выдавшийся, к удовольствию обоих, свободный вечер дома, вдвоем и перед телевизором, а вот в выходные обязательно готовили сложные блюда из натуральных (и недешевых) продуктов. Сразу после переезда в центр они проводили выходные в поисках всего лучшего, что есть в их районе. За мороженым и маленькими зелеными кустиками кочанного салата заходили в «Ситарелла» на Третьей авеню. Сладкое и хлеб с изюмом покупали в «Ле аан котидьен» — бельгийском кафе на Лексингтон. У торговца рыбой с Первой авеню брали ужасно дорогого лосося из реки Коппер (в сезон) и лобстеров весом в полтора килограмма, доставленных живыми из Новой Шотландии. Потом они обычно шли домой, находили рецепты на сайте «Фуд нетуорк» и занимались приготовлением говядины по-веллингтонски или рыбы в пергаменте, шоколадного мусса или гратена из весенних овощей. Иногда, глядя, как мясник упаковывает вырезку в аккуратный, будто подарочный сверток, или чувствуя острый аромат сыра из магазина, где они обычно покупали большие куски итальянского пармезана и головки сливочного сент-андре, Лили скучала по былым временам, но в основном ей удавалось относиться к сокращению калорийности питания как к занимательной задаче.

В конце концов она выросла в небогатой семье. Не в бедной, но в роскоши они не купались. Когда Лили с братом были маленькими, родители ужинали в городе только по особым случаям, отмечая дни рождения, юбилеи, и еще один раз, когда отец Лили заключил контракт с университетом Вандербилта. А дети бывали в ресторане только в собственный день рождения. Но даже тогда семья чаще всего отправлялась в какое-нибудь место типа «Беннинганс» или «Коуб-стейк-хаус». Если вспоминать домашнюю еду, то основным блюдом у них были обуглившиеся (и значит, канцерогенные) неорганические куриные грудки, приготовленные на устаревшем угольном гриле. А еще печеная картошка с томатным соусом, который продавался со скидкой. Можно считать, что из всех жителей района Верхний Ист-Сайд на Манхэттене именно у Лили была предрасположенность к покупке товаров по сниженным ценам.

* * *

Услышав скрип входной двери и шаги в холле, Лили с облегчением вздохнула. Роберт наконец-то вернулся домой.

— Дорогая, ты здесь? — позвал он, заходя в спальню. — Ты собираешься идти в магазин?

— Заканчиваю одеваться. — Натягивая хлопковый носок, она на одной ноге запрыгала к выходу из гардеробной, но потеряла равновесие и упала на ковер как раз в тот момент, когда Роберт вошел в комнату.

— Ты в порядке? — Он помог ей подняться.

Роберт в темно-синем костюме, отметила Лили, просто сногсшибателен. Еще смуглая от летнего загара кожа сияла, темные волосы немного отросли и привлекательно закручивались на концах. «Черт, как я не догадалась нанести хотя бы румяна и блеск для губ?»

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, а она незаметно провела языком по зубам, стараясь вспомнить, чистила ли их сегодня. «Нет».

— М-м-м, я соскучился по тебе. — Он обнял ее за талию.

Лили тут же втянула живот, переживая, что некуда спрятать две жирные складки, свисающие над резинкой спортивных брюк.

— Я тоже.

Она старалась не показать, что считала сначала часы, а потом и минуты до его возвращения.

Так приятно, когда он говорит, что соскучился, но Лили казалось, ее слова будут восприняты по-другому. Если она, просидев весь день дома с малышом, непричесанная, с нечищеными зубами, станет, как собака, прыгать вокруг Роберта каждый раз, когда он возвращается домой, это вызовет жалость. А она меньше всего хотела, чтобы муж ее жалел.

— Сейчас разбужу Уилла, и пойдем, — сказала она.

— Нет, я сам! — Роберт бросил пиджак и галстук на кровать. — А ты пока одевайся.

Он разбудил малыша, а Лили подогрела бутылочку с молоком, которое сцедила за день.

Поначалу кормление грудью давалось ей тяжело. Консультант по грудному вскармливанию в госпитале (стерва!) заявила, что с такими сосками она не сможет кормить ребенка, и посоветовала купить странные пластиковые накладки, которые должны были вытянуть соски и облегчить процесс. Вот только кожа тут же потрескалась до крови. Но Лили не собиралась сдаваться, и два месяца спустя (точнее, восемь мучительных недель) стало гораздо легче. Как ни странно, грудь перестала болеть в одно мгновение. Больше не хотелось ругаться, как пьяный солдат, каждый раз, прикладывая Уилла к груди. Она больше не прикусывала нижнюю губу до крови.

Лили даже стала получать удовольствие от кормления грудью. Она наслаждалась близостью с ребенком, когда его губы благодарно и с жадностью хватали сосок, а большие глаза лучились признательностью. Ей нравилось урчание в животе малыша и отрыжка молоком сразу после кормления. Его жизнь и питание целиком зависели от нее, и это вдохновило Лили погрузиться в материнство с тем же энтузиазмом, с каким раньше она боролась за публикацию своих материалов на первой полосе.

Сегодня днем, когда Уилл заснул, она не стала немедленно укладывать его в кроватку, а положила к себе на постель, любовалась им, наслаждалась детским дыханием и рассматривала длинные реснички. Кожа малыша была идеальной, словно подсвеченной изнутри, и мягче тончайшего шелка. Бровки — крошечные дымчатые арки — забавно изгибались во сне. Боясь разбудить сына, Лили сдержала смех и легонько поцеловала толстые складочки над коленками и ямочки у локтей. Она хотела запомнить его таким навсегда: сладким невинным крохой, излучающим любовь, теплым волшебным чудом, которое она произвела на свет.